Я перехватил его роль, и он занервничал.
— З-заткнись. П-поезжай, или я т-тебя п-прикончу! — До этого он не заикался.
Револьвер ткнулся мне в бок. В жесте этом было больше бравады, чем предосторожности. Я прикинул, что могу его обезоружить — пятьдесят шансов на пятьдесят. Но такое соотношение меня не устраивало. Вот девяносто на десять… Терять мне было несравненно больше, чем ему. Я надеялся. Отчаянно надеялся. И подчинился.
Шоссе уводило из городка на север через темные поля — прямое, как стрела. Я прибавил газу, и стрелка спидометра подобралась к восьмидесяти милям. Что бы ни предстояло, я хотел побыстрее с этим покончить.
— Не гоните так, — сказал он.
— Боишься? А я думал, что ты любишь гонять на пределе.
— И люб-блю. Я устраивал г-гонки на этом самом шоссе. Н-но сейчас ведите машину на шестидесяти. Патрульная машина мне на хвосте не нужна.
— Садись за руль сам.
— Так вот и сяду, а револьвер попрошу подержать вас.
— А что, держать револьвер до того уж интересно?
— Заткнись! — Внезапно он впал в визгливую ярость. — Заткнись и сбрось газ, как я велю!
Ствол вдавился в мякоть у меня под ребрами. Я сбросил скорость до шестидесяти миль. Впереди засветились огни, островок смутного света среди тьмы — там, где дорога под прямым углом вливалась в магистральное шоссе, протянувшееся с запада на восток.
— С-сделаете там левый поворот. И никаких штучек! Приближаясь к перекрестку, я еще сбросил скорость, а потом остановился на красный свет. У ярко освещенной круглосуточной бензоколонки заправлялись две машины. У стойки за стеклами закусочной рядом сидели люди спиной ко мне.
— Т-ты слышал, что я сказал? Без штучек! Отвечай, ты слышал? — Он вжал револьвер мне в бок изо всех сил. Он уже не думал о своей безопасности. Красный свет сменился зеленым. Ему надо было навязать мне свою волю. — Отвечай, ты слышал?
Я молчал.
— Отвечай, ты слышал? — повторил он угрожающе.
Я стиснул губы, руки на рулевом колесе побелели. Мгновение растягивалось, как гнилая резинка. Позади нас из простора ночи вырвались два луча фар. Свет опять стал красным.
Одна из заправлявшихся машин выехала с бензоколонки и свернула прямо перед нами на восток, набирая скорость. Я ощутил себя невидимкой. Горячий ветер пустыни продувал меня насквозь, как дыхание пустоты.
— Чего вы добиваетесь? — сказал Гейнс. — Вы добиваетесь, чтобы я вас уб-бил?
Я пытался найти в себе звериное мужество, которого хватило бы открыть дверцу, вылезти и неторопливо пойти к бензоколонке. Мысль о том, чего я могу лишиться, меня парализовала. Качающиеся лучи фар позади приближались, становились все ярче. Еще несколько секунд — и они озарят меня, точно прожектор, создавая зону безопасности, по которой я спокойно пройду.
Они заполнили машину нежданными тенями. Хотя еще горел красный свет, они метнулись вправо, огибая нас. Я услышал визг покрышек и разглядел бледное мальчишеское лицо над рулевым колесом. На шофере сбоку, точно огромная белокурая пиявка, висела девочка. Он проделал передо мной лихой поворот и умчался по шоссе на восток, оставляя позади шлейф шума. Бесполезный для меня. Бесполезный для всех и вся.
На зеленый свет я свернул влево.
Над горами всплыла поздняя луна, неясно огромная за тонкой облачной пеленой. Шоссе карабкалось по предгорьям вверх прямо к ней, а затем широкими дугами поднялось к перевалу. Я почувствовал, как у меня от изменения давления запищало в ушах.
Мы миновали столб, отмечающий высшую точку. Далеко впереди и внизу алюминиевым куполом изогнулось море. У его края блеснул длинный луч — возможно, маяк на фергюсоновском обрыве.
— Мы возвращаемся в Буэнависту?
— Вам бы этого хотелось, а? Но вы туда сегодня не вернетесь, и вообще никогда. Можете п-послать туда п-про-щальный п-поцелуй.
— А пошел ты к черту вместе со своими дешевыми угрозами!
— Так я, по-твоему, дешевка? Ты меня обозвал грошовым гангстером. И дал маху. У моего д-деда тут в горах была летняя вилла. Люди приезжали специально посмотреть на нее. Не говоря уж о его землях в долине. Я не п-подонок какой-нибудь.
— Но почему, собственно, дед мешает тебе быть подонком?
— Так у меня же здесь корни, понял? Для юриста вы глупы. Мой д-дед купался в золоте. У него было два дома. Б-большие.
— А зачем сообщать это мне? (Чума на оба его дома!)
— Не хочу, чтобы вы с-скончались в невежестве. Притормозите, сейчас надо будет свернуть.
Поворот был отмечен небольшим камнем, торчавшим из срезанного откоса. Какой-то псих или пророк вывел на камне белой краской: «Мы умираем каждый день».
Читать дальше