Он ударил кулаком по столу.
— Я пытался. Пытался остановить ее, но я не очень-то хорошо плаваю. Она уплыла от меня в темноту.
— Похоже, что мы говорим о разных вещах. Когда она от вас уплыла?
— В ту ночь. По-моему, это был вторник. Она буквально осатанела, когда я сказал ей, что подозреваю ее отца в убийстве Долли. Она набросилась на меня с кулаками, иначе не скажешь. Мне пришлось ее даже стукнуть, чтобы оторвать от себя. Сцена была отвратительная, а потом стало еще хуже. Прежде чем я сообразил, что она надумала, она выскочила из коттеджа и побежала к воде. Я кинулся за нею, но не смог догнать. Я здорово запаниковал.
— Это правда?
Он посмотрел мне в глаза.
— Клянусь. Я не стал все это рассказывать ни вам, ни капитану, потому что вы посчитали бы это признанием вины.
Он взглянул на свой кулак и медленно разжал его.
— Я до сих пор не могу доказать, что не убил ее сначала, а потом уж утопил.
— Вам и не требуется этого делать. Она не утонула в Тахое. Если в ту ночь она и подумывала о самоубийстве, то потом изменила решение. Очевидно, после того как вы ушли, она вылезла из воды.
— Так она до сих пор жива?
— Она мертва, но вы ее не убивали. Это сделал ее отец. Он сознался в этом наряду с другими убийствами, прежде чем застрелиться.
— Почему он это сделал?
— Один Бог знает. Возможно, она обвинила его в убийстве Долли.
На физиономии Кэмпиона сменили друг друга самые разные чувства: недоверие и облегчение. Потом он вроде бы стал мысленно упрекать сам себя. Он попытался все это стереть с лица, проведя по нему рукой.
— Мне не следовало ничего говорить Харриет про ее отца. Теперь-то мне ясно, что я должен был вам откровенно все рассказать, но я воображал, что раз вы работаете на Блэквелла, вы сделаете все, чтобы вызволить его из беды.
— Мы оба ошибались друг в друге. Вы не хотите просветить меня в отношении некоторых других подробностей?
— Полагаю, что да. На меня напало желание говорить правду.
— У вас существовали серьезные неприятности во время корейской войны. Что это было?
— Да нет, это уже случилось после войны. Мы торчали в Японии в ожидании транспорта. Короче говоря, я ударил офицера, отвечающего за отправку солдат домой. Разбил ему нос. Он был полковником.
— Было ли у вас какое-либо основание ударить его помимо того, что вы не любите полковников?
— Мои «основания» могут вам показаться глупыми. Однажды он застал меня за рисованием и решил, что будет шикарно, если я напишу его портрет. Я ответил ему, что не пишу по приказу. Мы поспорили, он пригрозил задержать меня до тех пор, пока портрет не будет выполнен. Я расквасил ему нос. Если бы у него было звание пониже, да еще он был бы не из нашей части, все бы обошлось. А тут меня отправили на год в лагерь. Но я все же не стал рисовать его рожу! — добавил Кэмпион не без гордости.
— Да, ненавидеть вы умеете. А что же вы любите?
— Мир воображения. В этом я силен. Каждый раз, когда я пытаюсь что-то предпринять в действительной жизни, получается скверно. Например, я не должен был жениться на Долли.
— Почему же вы женились?
— Неприятный вопрос. Я думаю над ним с тех пор, как угодил в эту заваруху. Основным моментом были деньги, конечно. С моей стороны было бы лицемерием это отрицать. У нее имелась кое-какая сумма, я старался подготовить серию картин для выставки. Мне для этого требовались деньги. И тогда мы с ней заключили сделку.
— Вы знали о ее беременности?
— В известной степени это меня привлекало.
— Большинство мужчин думали бы иначе.
— Я не такой, как большинство. Мне нравилась мысль иметь ребенка, но я не хотел быть чьим-то отцом. Мне было безразлично, кто его отец, раз не я. Вам это кажется глупым? Возможно, это связано с тем, что мой старик исчез, когда мне было четыре года.
— У вашего отца были неприятности с законом?
Брюс насмешливо усмехнулся.
— Мой папенька был блюстителем закона. Самый обычный чикагский коп. Припоминаю, как я встретился с ним в последний раз. В то время мне было восемнадцать лет, я учился в художественной школе. Он почтительно подсаживал в «кадиллак» блондинку перед дорогим отелем в Голд Коусте. — Брюс откашлялся: — Следующий вопрос?
— Возвращаюсь к Долли, мне не совсем ясно, как вы к ней относились?
— Мне тоже. Сначала мне было жаль ее. Я думал, что это перерастет в нечто реальное. Моя старая мальчишеская мечта. Этого не случилось. Знаете ли вы, что жалость замораживает сердце? Весьма странно, но я никогда не был с ней в постели. Однако любил ее рисовать. Это моя манера любить людей, иначе у меня плохо получается.
Читать дальше