Валерий Хазин - Прямой эфир

Тут ведь, как в популярном романсе, «любой опасен звук, страшнее – тишина». Но волноваться или паниковать не следует. Делать вам, кроме своей повседневной работы, ничего не нужно… Просто ваша теперешняя осведомленность, осторожность и готовность помогать – не только лучшее подтверждение вашей… непричастности, скажем, но и залог безопасности в будущем. Возможно, безопасности не только вашей…

Собственно, здесь и можно было бы поставить точку. На сегодня. И оставить вас в покое… Но вы ведь все равно уже не уснете… А дни между тем стоят праздничные, новогодние… Хотите по глоточку? Тут же, согласитесь, Новый год по-настоящему встречать не умеют… Уже не Россия, еще не Европа. Могу предложить шотландский, односолодовый, разумеется, но островной «Лафройг» из так называемой «четвертной бочки». Разлит ограниченной партией. Погреб номер один, на внутреннем побережье острова Айла – на наших картах его все еще пишут «Ислей», а выговорить и вовсе не могут… Головокружительный вкус… Есть и крекеры… У вас найдутся стаканы?…

Да бросьте: не стоит нам теперь разыгрывать сцены из Фауста или Моцарта и Сальери. Наслушались Би-би-си? Зачем я стал бы вас травить после всего рассказанного? Вы же умный человек. Неужели не ясно, что, если бы понадобилось учинить что-нибудь подобное, это можно было сделать давно, многократно и без каких-либо проблем? Ну, хотите, я налью себе первый – на ваших глазах?»…

«Знаете, – говорил Манн потом, покачиваясь дугой в кресле, – меня, в общем, мало волнует, почему хозяева переправили вас сюда и выпустили в эфир вместо Иосифа. Кофе я не люблю, передачи его слушал пару раз вполуха и материями отвлеченными не интересовался. Голос у него действительно был замечательный, но все эти эссе его и лекции всегда казались мне чересчур заумными, а музыкальные вкусы – странноватыми… Честно говоря, мне думалось, что после его смерти тема будет закрыта…

А теперь – не сочтите за лесть – не могу не признать, что выбор преемника, дорогой господин Бариста, оказался исключительно удачным… Серьезно. Мне нравится то, что вы делаете, хотя, между нами, до сих пор не могу взять в толк, сколько народу может это слушать и кому это нужно. Ваше здоровье!

…Вы думаете, я не догадываюсь, что вы чувствуете? Знаю досконально.

Вот ведь только-только сделался привычным этот сладковатый ветер свободы (ну, вот вроде этого дымка из бокала), и уже начали сниться венские вальсы, каникулы в Риме или последнее танго в Париже, и сами собой испарились эти гнусные узлы меж лопаток и меж бровей, по которым русских везде узнают за километр, – и вдруг – бац! – «вторая смена»: является некий герр Манн… посреди новогодней ночи. И все: липкий страх тут же просачивается сквозь поры в один миг, как будто и не вдыхал этого воздуха… А? Знаю, знаю… Я уже девять лет здесь…

Вам никогда не приходило в голову, что жизнь служаки в России – то есть нашего брата – это такая непрерывная эпопея «Освобождение» вперемешку с «Гусарской балладой»? И не дай тебе бог обернуться и увидеть вдруг во всех подробностях то, что происходит за сценой, за съемочной площадкой: как штопают костюмы кавалергардам, накладывают парики, зубрят роли, пропускают рюмочку…

Или вот… Как-то после дальней и долгой командировки возвращался я поездом в Уфу такой промозглой, раскисшей весной. Знаете, бывает, когда обнаглевший от убожества, железнодорожный апрель угрюмо заголяется по обе стороны полотна? И вдруг – в этих дымах и туманах, посреди этой слякоти – как будто в затылок стукнуло, стало как-то совершенно ясно: Россию можно вынести только в дороге. То есть пока мчишься на скором, across the plains, так сказать, она более или менее переносима. Ну, пока проносится мимо окон… Эти перелески с промасленным снегом, и овраги, и жирные лужи могут даже умилять, пробуждать что-то возвышенное, не железнодорожное… Наверное, каждый русский рано или поздно чувствует это – правда? Жить в России… по-настоящему – значит, быть все время не дома, а в дороге. И все время опаздывать. А с другой стороны, получалось: только в дороге и можно в России жить. Дорога – твой дом, короче говоря, как поется в одной модной балладе. А птица-тройка ни при чем… И вот когда осознаешь это… и начинаешь стареть – располагается в душе что-то вроде «Внутренней Монголии», которая потом уже никуда не девается… И если вы хоть чуть-чуть понимаете, что я имею в виду, – можете поверить: мне знакомо почти все, о чем вы думаете…