— Олег учится на втором курсе горно-металлургичесного техникума, он комсомолец, прошлое лето был даже членом комсомольского оперативного отряда, сам боролся с разными там нарушителями. Знаете, он такой вежливый, послушный, много читает. И знаете, это возмутительно, что нас второй раз в милицию!.. Семья у нас благополучная, хорошая, всегда внушаем сыну… то есть воспитываем как надо. Нет, тут просто какое-то недоразумение!
— В ночь на девятнадцатое вашего сына не было дома?
— Да, но это еще не значит… Я сама его отпустила в Верхний Тагил. Захотелось мальчику съездить к родным, что тут такого? Я дала рубль на дорогу, банку варенья для родственников, и 18-го вечером они с Мишей Губановым уехали, а 19-го вернулись. Наконец, мой сын просто не мог совершить что-нибудь такое! У него скоро сессия, нужно готовиться, а тут вы нервируете…
Сын действительно выглядел удрученным. Однако подтвердил то, что говорил при первом вызове:
— Были с Мишей в гостях. О краже услышали, когда вернулись.
Майор Перваков положил перед Олегом склеенную обертку от «Шипки».
— Прочти, это тебе адресовано.
«Ул. К- Зорь спроси Сухарина Олега…»
Лицо паренька покрылось багровыми пятнами, опустились худенькие мальчишечьи плечи…
— Олежек! — приподнялась мать. — Олег, что это значит?!
— Не знаю я ничего… — пролепетал сын дрожащими губами.
— Успокойся, Олег, — сказал майор. — Посиди, подумай. Ждем от тебя правдивого ответа.
Дежурный увел паренька. Следом шла мама.
— Олежек, что же это такое!
Миша Губанов суетлив, немного развязен.
— Откуда мне знать, чего вы! Нас с Олегом и в городе не было. Мы девятнадцатого домой вернулись, а во дворе уж болтали, что, мол, склад обчистили. Я-то тут при чем?
Мать сидит, положив на колени усталые руки, смотрит на сына грустно, устало. Голос ее не приказом — просьбой звучит:
— Михаил, если что знаешь, так говори давай, слышишь!
— Чего вы все ко мне пристали! Сказано, не знаю!
Капитан Мякишев:
— Посиди, подумай, Губанов.
— Хо, а чего мне думать! Не знаю, и точка.
Через час:
— Олег, ты хорошо подумал? Видишь, дело какое — именно тебе лично пишет Булыгин. Украденные полушубки знаешь сколько стоят? 874 рубля. Если их вернуть, то есть возместить государству убытки, — суд это учтет. Так же, как учтет и твой ответ, твое признание. Были вы в гостях или нет, это мы узнаем, уже послан запрос. Но ты сам должен ответить: были вы тогда в Верхнем Тагиле?
— Не были… — чуть слышится в кабинете.
— Где же вы с Губановым провели ту ночь?
— Сперва в подвале сидели…
— А потом?
— Потом… потом…
— Пошли к складу?
— Да.
— Сколько вас было?
— Втроем. Я, Мишка и Булыга.
— Где полушубки?
— У нас в подвале…
— Олежек! Господи, а я еще рубль на дорогу… и банку варенья…
Миша Губанов упрямо твердит свое. Даже когда прочитали ему показания соучастника.
— Сказано, не знаю, чего пристали!
Тогда мать сказала строго, без слез:
— Напакостил и молчишь?! Семью позоришь! Ну и сиди в тюрьме.
Встала и вышла из кабинета.
— Что ж, Губанов, — сказал майор. — Придется отправить тебя в камеру.
— Ну и отправляйте! — геройствовал Мишка.
Когда же выводили, задержался в дверях:
— Олега тоже?
— Думаю, что его можно пока оставить на свободе, — ответил майор.
Губанов посмотрел на конвойного милиционера. И, видимо, понял: его не пугают, а и в самом деле…
— Может, и меня отправлять не надо? Я все расскажу, как было…
— И правильно сделаешь. Завтра приведут на допрос, тогда и расскажешь.
Поднялись по лестнице, остановились у 49-й квартиры. Олег отпер дверь своим ключом, толкнул. Но она не открывалась — что-то мешало. Олег оглянулся на Мякишева и с силой налег плечом, дверь подалась неохотно…
Да, тяжелый выдался парню вечер: в коридоре лежал его отец, мертвецки пьян. Щеки паренька опять побагровели, как в гот момент, когда увидел булыгинскую записку: пьяного отца, тайную неладность семьи, всегда скрываемую, видят посторонние, чужие — понятые, инспектор, сотрудники милиции!
Ивану Ивановичу больно было видеть это неблагополучие «благополучной» семьи. Видимо, отец и сын не смогли стать по-настоящему близкими людьми, друзьями. И пришлось сыну искать старших друзей на стороне, на дворе. И нашел он авторитетного «друга» — вора Леху-Ваху. Мякишеву жаль стало запутавшегося мальчишку, которому выпало сегодня столько стыда.
— Олег, бери ключи от подвала и пойдем.
Читать дальше