Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

Сергей вышел из машины вслед за Потапычем. Перед ними приземисто распластался рубленный, наверное, в прошлом веке и уже порядком осевший на один бок большой деревянный дом, ну совсем как старый-престарый краб, затаившийся в неподвижности. Он настороженно смотрел на приезжих четырьмя крохотными окошечками.

— Мрачная хижина… — согласился Сергей.

— И слава у нее мрачная, — добавил Потапыч. — Говорят, что здесь обитает злой дух…

Они прошли маленький — шагов десять в длину дворик Стельмахов, где цвели почему-то одни белые цветы, поднялись по ступенькам на застекленную веранду. Следом молча и обреченно двигалась старая вдова с белокаменным неживым лицом.

Железная кровать, плетеный стул, столик, на котором сгрудились толстые журналы, в углу — серая напольная ваза, держащая пышный куст высохших полевых растений.

— Когда я той ночью вошел сюда, — говорил Потапыч, — не по себе стало… Четыре трупа… Везде кровь…

Зверь какой-то свирепствовал… Хозяин на спине лежал, — кивнул Потапыч на железную кровать. — Голова у самой стены. Смотри!

Потапыч вытащил из черной папки, которую держал в левой руке, несколько фотографий.

На первой — крупным планом голова Стельмаха, от виска к подбородку четыре — одно за другим — темных пятна.

На других фотографиях темные пятна увеличенные: неясные, расплывшиеся вмятины.

— Кастет?

— Похоже. Этим орудием он убил и всех остальных… Пойдем?

Они вошли в узкий коридор, освещаемый двумя лампочками. Узкий от того, что вдоль стен до самого потолка высились книжные полки. Старые поблекшие фолианты — коричневые, желтые, черные — сплотились на них угрюмыми рядами. Висел густой, тяжелый запах архивной пыли.

— Здесь хозяйка сопротивлялась, — продолжал Потапыч. — Раны на руках, на лице, синяки на теле. Он свалил ее страшным ударом в голову, аж череп раскололся надвое… Видишь?

На корешках книг, даже на потолке рваные растеки подсохшей крови, а на полу словно брошенный кусок большой темно-красной материи.

«Нет, это не запах архивной пыли, — подумал Сергей. — Это тяжелый, душный запах долго лежавшего мертвого тела».

Справа открытая дверь вела в большую светлую комнату — письменный стол, заваленный бумагами, широкая деревянная кровать и потертый матерчатый диван. Но Потапыч пошел в другую комнату, что была слева, и с грустной полуулыбкой повернулся к Сергею: мол, здесь все и так видно, не нужны объяснения. На опрокинутом столике, разбитом трюмо, разбросанных подушках, простынях, на спинках сдвинутых в угол кроватей — везде темнели неровные полосы, брызги, оттиски темной крови.

— Тут он развлекся, подлюга… Одна дочка Стельмаха у дверей лежала, вся искалеченная… Ногами бил, сволочь… А младшую тоже ударил кастетом… Смотри… — Он приблизил к лицу Сергея две цветные фотографии: на бархатном разливе крови молодая женщина, в глазах истошный крик, и раскинувшаяся, словно в истоме, обнаженная девушка с проломленным черепом.

— Внука Стельмаха нашли под кроватью… Живого…

Потапыч шагнул обратно в коридор, дернул за рукав Сергея.

— Пойдем, я тебе расскажу об одном непонятном обстоятельстве.

— Да-да… — с готовностью откликнулся Сергей. Он заметил, что и Потапыч спешит покинуть эту комнату. — Майор милиции остался прежним сентиментальным и впечатлительным ребенком.

Они вернулись на веранду, где возле напольной вазы их терпеливо ждала старая вдова, скрестив руки на животе.

— Хозяина квартиры отравили, Сережа… Похоже, не сам он выпил, а силой в рот влили. Потом, понимаешь, потом прижали к стене кастетом… Есть заключение медиков… Цианистый калий. Но мы все осмотрели — ни стакана, ни флакона, никаких следов яда… Вот такая шарада…

Сергея не заинтересовала шарада Потапыча, он пытался представить себе, как действовал в ту ночь убийца. Это было несложно, так как услышанное им воссоздало впечатляющую картину свирепой расправы.

Он почувствовал горьковатый еловый привкус во рту, всегда возникавший у него после осмотра трупа. Теперь весь день не избавиться от этого навязчивого ощущения.

— Убийца что-нибудь оставил?

— Очень мало. — Потапыч открыл дверь. С улицы дворик охранял ветхий деревянный забор, а тоненькая тропка бежала сюда от покосившейся калитки с ременной петлей-запором. — Здесь вошел. Замок отжал профессионально, с одного раза… Следы кожаных перчаток, сапог с ребристой подошвой, размер сорок третий… В куртке был, прорезиненной… Рост примерно сто семьдесят — сто семьдесят пять… Вроде и все… Да, к дверям еще была пришпилена кнопкой бумажка. На ней написано: «Во имя Графа» — и крестик внизу…