— У Владимира Высоцкого есть такое суждение: «А ясновидцев, как очевидцев, всегда сжигали на кострах».
Это сказал Шеленбаум.
Глеб резко повернулся, словно рядом с ним заговорил глухонемой.
— Не милиции, не зверюг-бандитов он испугался. Против него поднялась другая страшная сила. Против него в страхе восстал весь род человеческий. Осознайте: весь род человеческий против одного! Подобного не знала история…
Теперь и Кондауров с пристальным вниманием смотрел на ожившего старика.
— Помните, как был наказан Актеон за то, что подглядывал из-за кустов за купающейся Артемидой? Миф как бы опустился на землю. И здесь этой жертвой стал Виктор Санин…
В небольшом пространстве за ширмой сжалось напряжение.
— Сейчас все объясню, — поспешно защитился Шеленбаум от возможных иронических реплик, — Когда я получил кассету, на которой был записан мой разговор с Виктором Саниным, меня стали одолевать грустноватые раздумья о том, как мы, люди, отнесемся к его феноменальным способностям… Честно говоря, я смутно предчувствовал трагическое завершение.
Шеленбаум взволнованно отодвинул рюмку, словно она мешала ему говорить, и продолжил, стараясь вызвать доверие:
— Вы знаете, что каждый из нас окружен биополем. Оно невидимо воссоединено с биополями других людей, находящихся в ресторанном зале, живущих в городе, стране, на всей планете… Получается, что мы — крохотные живые элементы огромного информационного пространства, в котором происходит постоянное универсальное взаимодействие. Все существует во всем и все помнит обо всем. Из этой безмерной кладовой черпают сведения многие одаренные экстрасенсы. Разум же ординарных людей, таких, как вы и я, пассивен, он не способен извлечь из общей кладовой какую-либо информацию.
— Заявка на научный бестселлер? — не сдержался Кондауров.
— Ошибаетесь! Для ученых это давнее открытие, — терпеливо возразил Шеленбаум. — Так вот, мировое информационное взаимодействие дает возможность существовать человеческому роду. Люди, сами того не подозревая, главные жизненные проблемы решают сообща, сообща принимают, сообща отвергают.
Он снова придвинул к себе рюмку, нервно завертел ее между пальцами.
— Осмелюсь высказать непреложную истину: человек начинается там, где кончается животное. Мы, согласитесь, пока еще полулюди-полуживотные. Бережно и свято храним в заповедной сфере сознания наследие звериного царства. Туда вход воспрещен даже самым близким. Там властвуют инстинкты, вожделенно почитаются пороки, там оправдываются собственная злоба, ненависть, жадность, убийства — словом, все, что осуждается общественно. Эта сфера, как самая дорогая и суверенная, оберегается не меньше, чем собственная жизнь.
Его речь уже обрела профессиональную интонацию, которая настойчиво доносит каждый звук до легкомысленных студентов.
— Я достал с полки «Исповедь» Льва Толстого. Как он там клеймит себя! И вор, и прелюбодей, и убийца! Но ведь ни слова не проронил о личных грехах, все о прегрешениях какого-то абстрактного индивида. Перелистал я и художественную биографию Андре Жида, которая тоже именуется «Исповедью». Линчует, обнажает все свои пороки. Но на самом-то деле, очерняя себя, Андре Жид любуется собой, как Нарцисс. Толстой был явно прелюбодеем в молодые годы, Жид явно порочен. Но, открыв в творческом порыве правду, они тут же начали прикрывать, украшать ее словесными одеждами. И доверчивый читатель с уважением отнесся к их мнимым откровениям, даже полюбил беспутных героев… Вспомните четверостишие Федора Тютчева:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, как ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь…
Последняя строка всегда казалась мне выспренной и нарочитой. Но теперь я убежден: гениальная строка! Поэт как бы предупреждал нас: «Не верь говорящему!» Действительно, есть дикое пугающее несоответствие между мыслью и словесными выражениями. Ведь, наверное, ради того, чтобы поглубже упрятать свои идейки, мы придумали множество запретов в наших отношениях, утвердили тайну переписки, тайну исповеди, тайну вкладов и многое другое. Согласны со мной?
Глеб и Кондауров молчали. В их молчании было изумленное и вынужденное согласие. Это слегка воодушевило Шеленбаума.
— Чего скрывать, подчас отталкивающа и неприглядна обнаженная мысль. Слова или не передают ее, или переиначивают в приятное слуху собеседника. В этом эгоистическом обмане жизненно важная общественная цель. Словами крепится дружба, любовь, налаживаются деловые связи, словами соединяются мирные отношения народов, государств. Открытые мысли порушили бы все эти связи. И Виктор Санин, до которого людские мысли доходили в отвратительно позорной наготе, оказался опасным для человечества свидетелем. Он нес в себе угрозу всеобщего распада. Инстинкт самосохранения чутко среагировал на опасность. Весть о способностях нового провидца тревожным колокольным звоном разнеслась по мировому биополю до окраин человеческого рода. И вокруг Виктора Санина образовалась зона отчуждения и вражды. Он был обречен на изгнание.
Читать дальше