Владимир Колычев - Каторжанин

Но нет, не собиралась она его убивать. Напротив, она хотела, чтобы Матвей был живее всех живых. Машина стояла на дороге в каких-то двух-трех километрах от дачи. Ее могли хватиться, тогда у Матвея возникнут серьезные проблемы. Но не было у него сил выбить из седла шальную наездницу…

Музыка стихла, свет погас, и что там происходит в доме, можно только догадываться.

Матвей хмурил брови, глядя на темные окна дачного дома. Вроде бы и не воспринимал он Риту всерьез, но ревность вдруг схватила за душу. Что, если она сейчас развлекается с приехавшим в гости знакомым отца? Может, это у них уже и не впервые, может, она и раньше грешила с Павлом Севастьяновичем, мужик он еще не старый.

Тогда, в машине, это было какое-то сумасшествие… А потом она попросила отогнать машину обратно во двор, и Матвей не смог ей отказать.

Она его не осуждала, напротив, сама предложила компенсировать потерю. И наводку на другую «Волгу» дала, и «терпилу» на себя взяла. Она должна была подмешать снотворное в коньяк Павла Севастьяновича, дождаться, когда он уснет, и подать Матвею знак. Но свет в доме уже погас, а Рита все не дает о себе знать.

«Может, зайти в дом да напомнить ей о себе, о деле? А заодно посмотреть, чем она там занимается…

Нет, нельзя этого делать. Зато можно осторожно заглянуть в окно». Матвей уже сделал несколько шагов к дому, когда появилась Рита.

Отец у нее работал где-то на Севере, хорошо зарабатывал, оттуда же и «Волгу» привез – по госцене взял, причем без всякой очереди. И на дочь денег не жалел, шмотки у нее фирменные. Джинсовая курточка на ней, короткая юбка из одного с ней комплекта, туфли на высокой шпильке.

Покачиваясь, она спустилась по ступенькам, икнула, достала сигарету и, заметив Матвея, пьяным голосом протянула:

– Ты уже здесь? Можешь начинать, он спит как убитый. – И протянула ему ключи от машины.

– Долго ты! – сквозь зубы процедил Матвей, вскрыл машину и вернул ключи Рите. Они должны оставаться в доме, поэтому дальше он без них управится.

Со двора Матвей выезжал один, Рита вернулась в дом, нельзя ей попадать под подозрение. Хотя вряд ли жертва станет на нее заявлять. Он же не дурак, чтобы свалить вину на Риту. И у родителей вопросы появятся, и у его жены… Действительно, чем он занимался с юной красоткой, когда жена в командировке?..

– Три «косаря», – с легким кавказским акцентом сказал Шалут, осмотрев «Волгу».

Матвей кивнул. Ничего другого он и не ожидал.

Машина стояла на территории гаражного кооператива, в тупике, отгороженном от общей части забором и воротами. Восемь гаражей здесь – для угнанных машин. В этом закутке и номера перебьют, и новые документы оформят, надо будет, и перекрасят. У Шалута все на мази – от угона до сбыта.

– Пойдем.

Шалут кивком головы показал на крайний, у самой стены гараж. Там у него штаб-квартира и тайник, в котором хранились деньги, но обычно с Матвеем он расплачивался на месте.

В гараже Матвей увидел двух таких же «лаврушников», как и Шалут. Один – молодой, в черной шелковой рубашке, с распахнутым воротом, с растительностью на груди, в которой терялась толстая золотая цепь с крестом. Черные как смоль волосы, резкие хищные черты лица, орлиный нос. Второй – постарше, грузный, тяжеловесный, черты лица, как у типичного кавказца, а волосы рыжие, и кожа веснушчатая. Молодой держался настороженно и, увидев Матвея, впился в него хищным пытливым взглядом. Рыжий, казалось, думал о чем-то хорошем. Взгляд мечтательный, мышцы лица расслабленные, скорее всего, под кайфом он. На Матвея рыжий даже не взглянул.

Шалут сунул руку в железный ящик для инструмента, достал оттуда пачку денег, отсчитал двадцать сторублевых купюр и с важным видом протянул Матвею, явно рисуясь перед своими гостями. Со стороны действительно могло показаться, что две тысячи рублей для него сущий пустяк… Но почему только две?

– А не мало? – спросил Матвей.

– Э‑эй, а ты разве не вор? – удивленно произнес Шалут и неприязненно поморщился.

– Ну-у…

В какой-то степени Матвей действительно был вором. А как еще назвать человека, который угнал на продажу шесть машин? Но к воровскому ходу, как таковому, он себя не причислял. Много лихих дел на его счету, но воровской романтикой он не проникся. Зачем ему это?..

– Я тебя уже давно знаю, Матвей, ты правильный пацан. Наш пацан, воровской. Или ты держишь себя за фраера?

– Ну, я как-то не думал.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать один…

– Я в твои годы за зоной уже «смотрел», – снисходительно усмехнулся Шалут. – Короче, если ты наш, воровской, с тебя «штука» «на общак»!