Александр Щелоков - Переворот [сборник]

— Почему?

— Потому, что насилуемым при диктатуре запрещено орать. Демократия пусть самая поганенькая, вроде нашей воровской вольницы, дает возможность прессе пищать: «Насилуют!» Медведю это уже не нравится. Сегодня у него на подозрении все. Его ближайшие друзья, соратники, помощники, даже челядь — от повара до говночиста. Одни могут питать надежды в какой-то момент воткнуть шефу нож в спину, чтобы самим занять его место. Челядь способна переметнуть-ся на чужую сторону. И не с пустыми руками. Потому служба безопасности следит за всеми, даже самыми-самыми. Если то бывает выгодно, подкидывает компромат на того или иного соратника.

— Это же пауки в банке! — воскликнул Синицын.

— Ты что, раньше не догадывался? Я тебе сейчас расскажу, как завоевывается доверие вождей, ты ахнешь. В сорок первом году, в самый разгар войны, когда немцы стояли под Москвой, ребята из ведомства Берии отобрали двух солдат-зенитчиков. Их батарея стояла на крыше правительственного дома рядом с кинотеатром «Ударник». Естественно, для особого задания комиссар батареи назначил самых лучших, самых надежных. Их увезли на Лубянку. Там объяснили задачу: надо проверить бдительность охраны Кремля. Будете под видом военного патруля слоняться по Красной площади. У вас винтовки и холостые патроны. Обстреляйте первую же машину, которая выедет из ворот на площадь. Что могли ответить красноармейцы? Угадал: сунули копыто под козырь и рявкнули: «Есть!» В тот же день охрану Кремля предупредили: «Возможен террористический акт. С бандитами не церемониться. Живыми не брать!» Дальше пошло как по нотам. Из Спасских ворот выехала машина Микояна. Исполнительные зенитчики шмальнули по ней из двух винторезов. Из ворот вылетел усиленный отряд автоматчиков. Открыли огонь на поражение. Загнали «террористов» в Лобное место и закидали гранатами…

— Жуть, — сказал Синицын. — И для чего все это делалось?

— Как для чего? В тот же день товарищ Берия доложил лично товарищу Сталину, что на его товарища Микояна напали террористы. Но служба охраны товарища Сталина действовала решительно и жестко. «Харашо, Лаврэнтий, — верняком сказал отец народов. — И впрэдь крэпи бдытелност на порученном тэбэ участке. Я думаю, целились в Микояна, хотели попасть в мэня. Верно?» Щедрой рукой отличившимся вождь отсыпал награды — ордена и медали. Ты думаешь, профессор, сегодня служба охраны президента не способна на такое?

— Слушай, Жора, а если заговор…

— Кончай. Ты задаешь мне вопросы так, будто я только и занимаюсь, что расследую заговоры. На это есть другие. Мое дело — подставляться под пули.

— Но ты же ОМОН…

Климов засмеялся.

— Знаешь, как моя теща Ирина Тимофеевна говорит об, этом? «Ой, Егор, Спаситель завещал нам служить господу, а, не Мамону. А ты-то, ты!»

Теперь засмеялся Синицын.

— Лыбишься? — спросил Климов. — Ну-ну. А я Мамоне служу из нужды. После того, как вышибли из армии по сокращению, торгую жизнью, потому что делать иного не умею.

— Может, я выскажу банальную мысль, но вы делаете большое дело. Кто еще защитит общество от бандитов?

— Не надо так однозначно, Валера. Вот мне прострелили клешню. Метили в сердце, попали в руку. Ты скажешь: зато ликвидирована банда. Верно, но для чего? Скорее всего для того, чтобы освободить место другим, более опасным бандитам. И я не уверен, что это не позволило моему начальству сорвать солидный куш:

— Как же так?! — Синицын не скрыл растерянности. — Куда же смотрят наши…

— Брось, профессор. Туда и смотрят. Ты слыхал, кто такой Резо Шарадзенишвили? Верно, предприниматель, миллионер, меценат, друг милиции. Отсидел восемь лет. Стал преступным авторитетом. Это знают все, тем не менее его в коридорах нашего управления можно встретить чаще, чем меня.

— И не могут взять?

— Могут, но не возьмут. До тех пор, пока его не подставит кто-то другой, более богатый и способный дать на лапу больше, чем дает Резо.

— Выходит, это правда, что власть у нас криминальная?

— Что мне делать?! Нанесло этого чертова соловья на твою голову!

— Я-то при чем?

— При том! Черт дернул птичек слушать! Я узнал один голос. Второй мне не знаком. Но и того одного достаточно, чтобы любому, кто подслушал беседу, повернуть башку на сто восемьдесят градусов.

— А чей голос ты узнал?

— Иди ты знаешь куда? Меньше знать будешь, дольше проживешь. Хотя петлю на тебя уже свили, это точно. Влип ты, профессор, крепко.

— Что теперь делать?

— Залезь в нору. Забейся в угол и сиди там тихо.