Владимир Першанин - Золото прииска «Медвежий»

Впереди меня в строю перетаптывался и уныло разглядывал свои кирзовые сапоги сорок пятого размера Мишка Тимченко. Сапоги хоть и старые, но аккуратно прошиты по рантам проволокой и густо смазаны солидолом. Кутузов — парень хозяйственный, вот только телогрейку по размеру подобрать не может.

Я зевнул и от скуки наступил Кутузову на задник сапога. Мишка от неожиданности вздрогнул и обернулся. Я сделал вид, что внимательно слушаю Макарова, который зачитывал разнарядку на день.

Развод наконец закончился, и мы трое — Олейник, Мишка и я пошли к своим дизелям. У Ивана Григорьевича Олейника, нашего бригадира, была странная и вначале непонятная мне кличка Варнак. Грузный, с широкими мощными плечами, он шагал, сунув руки в карманы, погруженный в свои мысли.

Кому как, а для Олейника расформирование лагеря — куча лишних хлопот. Месяц назад к нему приехала жена с двумя сыновьями. Нехаев выделил Олейнику комнату в бараке, детей определили в школу при военном городке, и вот теперь на носу новый переезд и, значит, где-то надо заново устраивать семью.

Олейник родом из Москвы. Воевал в артиллерии, вернулся домой лейтенантом с несколькими орденами. Жизнь на гражданке у Олейника не сложилась. Работать не захотел и связался с бандой, которая даже по жестоким послевоенным временам отличалась повадками беспощадными и звериными. Лихие ребята выглядывали на вокзалах демобилизованных офицеров или гражданских, возвращающихся из эвакуации. Будущую жертву выбирали по количеству мешков и чемоданов. Подсовывали смазливую бабенку, которая обещала помочь с билетами и везла гостя переночевать к себе домой на «подвернувшемся» авто, в котором сидели свои люди.

Если гостя успевали ограбить по дороге и была уверенность, что он никого не опознает, его просто выкидывали в канаву, предварительно шарахнув по голове железякой. Остальных ждала участь куда страшнее. Жертву привозили в неприметный, стоявший в лабиринте частных построек дом, и человек навсегда исчезал за высоким деревянным забором. Трупы, разрубив на несколько частей, сжигали в огромной подвальной печи.

Неизвестно, сколько бы действовал этот страшный конвейер, но среди жертв попался на редкость крепкий старшина. Полуоглушенный, с пробитым затылком, он сумел раскидать бандитов и добежать босиком по снегу до ближайшего отделения милиции.

Вызванные с Петровки муровцы вместе со старшиной быстро нашли дом. Кого-то повязали на месте, остальных разыскивали по всей Москве.

Тогда действовал указ об отмене смертной казни — участники банды отделались большими сроками. Олейник получил двадцать пять лет, «четвертак», и я не раз задавал себе вопрос: какую же роль играл он в банде? Неужели хладнокровно рубил на части таких же, как он, фронтовиков и заталкивал куски человеческого мяса в печку?

Или был на подхвате, шоферил, отвозил?..

И все же, несмотря на страшную свою биографию, был наш бригадир человеком неплохим. Жесткий по характеру и очень сильный физически, Олейник мог бы выбиться в главные лагерные авторитеты. Однако от блатной верхушки он предпочитал держаться в стороне и на тюремную кличку откликаться не любил.

Сидеть Олейнику было еще очень долго, а дорога в Москву заказана навсегда. Жена его долго раздумывала, но после девяти лет разлуки рискнула приехать в Якутию вместе с детьми.

Олейнику за сорок. Обычно смурной и малоразговорчивый, он оживляется, когда речь заходит о семье…

Под горячую руку Олейнику лучше не попадаться. С неделю назад, обтачивая на токарном станке коленчатый вал, Мишка Тимченко зазевался и запорол дефицитную железяку. Олейник долго рассматривал испорченную деталь, потом швырнул ее в сторону и залепил Мишке в ухо. Удар был от души, Кутузов взвыл и едва устоял на ногах.

Мишка полдня отсиживался в кустах, пока Олейник не успокоился. Скажу сразу: на трогательную картинку «заботливый отец и любящие дети» отношения между нами и Олейником не тянули.

В лагерной иерархии Олейник был неизмеримо выше двух деревенских сопляков вроде меня с Мишкой, и снисходить до нас он не собирался. Но справедливости ради скажу, что Олейник отличался от большинства блатных, пробивших свое бригадирство кулаками. Излишне к нам он не придирался, и вместе с нами ковырялся в старых дизелях, не отлынивая от грязной работы.

Дизельный участок располагался метрах в ста от лагерного ограждения. Мимо шла накатанная дорога, ведущая из прииска и военного городка в лагерь. Участок был огорожен колючей проволокой. Но под три провисших витка можно было легко поднырнуть, а надпись на столбе, гласившая, что «посторонним вход строго воспрещен», никого не пугала.