Николай Леонов: Плата за жизнь

— Саня, привет! Как здоровьице? — Зав смотрел цепко, испытующе. — Кто-то из великих актеров сказал, что уважительной причиной неявки на спектакль может служить только смерть.

— Я не помню автора, но убежден, что великий не употреблял слова «явка». Извини, я жив, можешь записать мне прогул.

— Черт с тобой! Учти, мы готовим для тебя материал — сенсацию! — Зав сложил пальцы в щепоть, поднес к губам и чмокнул.

— Признателен, надеюсь увидеть пленку не за час до эфира.

— Снимали не мы, пленку привезут с минуты на минуту. Да, старина, что бог ни делает, все к лучшему. Помнишь, ты собирался делать передачу о каком-то менте? Фамилия вылетела из головы. Ты ругался, что мент от съемок отказался. Было? Так вот, мне передали, что тот мент обосрался по самые уши. Если о нем чего снято, то тащи ко мне, велено передать наверх.

— У меня о сотрудниках милиции никаких материалов нет. А если бы и были? — Турин развел руками. — Что я могу тебе передать, если у тебя из головы фамилия вылетела?

Турин кивнул и пошел дальше, за спиной тихо выругались, затем крикнули:

— Гуров! Его фамилия — Гуров!

Турин не ожидал услышать фамилию полковника, будучи убежден, что раз материал сенсационный и пленки еще нет, то дело касается Чечни. Услышав фамилию сыщика, журналист неожиданно вспомнил слова Высоцкого:

«…Идет охота на волков… Идет охота!»

Ясно, встретиться с полковником в открытой схватке они слабаки. Расстрелять с вертолета — смелости хватит.

А Гуров стоял неподалеку от импровизированной трибуны в группе журналистов. Кругом кипели страсти. Выступающие натужно кричали в микрофоны, словно боялись, что их не услышат, а люди пытались докричаться до человека, стоящего в задних рядах толпы, и дальше — до «Белого дома», Кремля, до далеких деревень России.

Журналисты с фото- и кинокамерами бегали вдоль оцепления, состоящего из молоденьких милиционеров и их ровесников, облаченных в пятнистую форму опытных бойцов. Пишущая братия вела себя спокойнее, прикрепив микрофоны своих магнитофонов, кто как сумел, они курили, обменивались репликами, изредка хлопали.

Лишь Гуров, подняв воротник своего легкого не по сезону пальто, засунув руки в карманы, стоял неподвижно, ни с кем не разговаривал, не слышал ругани выступающих, слепо смотрел в лица митингующих, но самое страшное, что он к тому же ни о чем конкретном и не думал. Мысли путались, короткие, необязательные, они сбивали друг друга, одни вопросы, вопросы… Ни одного ответа.

Где Галей? Если здесь, то должен стоять в первых рядах… Пистолет не достать. Не выстрелить, тем более не уйти… И зачем тут стою я? На что рассчитывал? Зачем привел людей? Зачем Ильин захватил Галея? Жив киллер или давно уже мертв? Он искал меня. Он умен и осторожен. Он не полезет в толпу.

Изредка Гурова толкали, но он не реагировал. Журналистам надоели одни и те же речи, однако уйти было невозможно — толпа перекрыла все выходы. Кто-то из скучающих журналистов обратил внимание на элегантную неподвижную фигуру.

— Кто это? — спросил журналист у приятеля.

— Охранник, наверное, — равнодушно ответил тот.

— Какой охранник! — возмутился любопытный. — Его самого можно украсть, он и не заметит.

— А может, он умер?

— Он ждет троллейбуса, — вмешался третий.

— Скажешь, в таком-то пальто и в шляпе в троллейбусах не ездят.

— Не знал, что тут соберется пара человек, и назначил встречу даме.

— Чего мучится? Легче спросить, — сказал молодой парень в плотной кожаной куртке с видеокамерой в руке.

— Извините, у вас не найдется закурить? — Парень тронул Гурова за плечо.

— Не курю! — огрызнулся Гуров, который только-только зацепился за какую-то стоящую мысль.

— А сигареточку к губе для красоты прилепили?

Стоявшие рядом и прислушивавшиеся к разговору журналисты рассмеялись так громко, что на миг заглушили выступающего.

Гуров сплюнул давно погасшую сигарету, вынул из кармана пачку, протянул журналисту, увидел у него видеокамеру, схватил ее.

— Эй, такой обмен не годится, приятель!

— Как эта штука называется? — быстро спросил Гуров, отнимая видеокамеру у растерявшегося журналиста. — А побольше они бывают?

— Как? — не понял журналист.

— Внутри она пустая?

— Приятель, ты болен, это же видеокамера!

— Извини! — Гуров оттолкнул журналиста.

Парень, возмущенный необъяснимой грубостью, шагнул к Гурову, хотел высказаться, но увидел его глаза и попятился. Глаза походили на голубые льдинки, мертвые.