Сергей Громов - Следствием установлено

— Значит, в Сталинграде погиб отец! — сдавленным голосом проговорил он. — Не знал, не знал я этого. Никогда мне в голову не могло прийти, что в Сталинграде, на Мамаевом кургане, вдруг может в списке героев отыскаться и его имя.

— А ведь в этом странного нет. Ваш отец проявил себя геройски и во время гражданской войны, в Кронштадте. Не пойму только одного — как его сын встал на путь предательства, чем это разобидела его Советская власть.

— С этим все просто. Мой год рождения, надеюсь, вы помните?

— Помню, семнадцатый!

— Так вот. Уродись бы я годом-другим раньше, жил бы в собственном особняке, а не в коммунальной квартире и достаток бы имел как барон какой-то или граф. В революцию все мы потеряли, а с немцами пришла и надежда… Теперь понятно?

— Чего уж тут не понять! Только почему вы свою фамилию Турьева на Зяпина сменили? Побоялись выступить с открытым забралом?

— Угадали. К этому я мог вернуться всегда, а так опасался, что в случае неуспеха ни за что пострадают мои родители.

— Что сталось с Федором Зяпиным?

— Был он командиром нашего дивизиона. В памятный день 28 июля 1941 года мы оба попали к немцам в плен, где Зяпин через день и скончался от полученных ран. Я тоже был слегка ранен осколком в правое бедро. За неделю все зажило как на собаке.

— Теперь расскажите, за что убили свою жену?

— Проклятый Скулан тому виной. Навязался на мою голову ворюга, прикатив незванным.

— Выяснилось, что он к той воровской шайке не причастен. Сбежал из Ашхабада только потому, что испугался возможной проверки его органами следствия.

— Я не о том! Эта скотина оговаривалась несколько раз, не столько у Гладышевой, сколько у меня дома. Все по старой привычке величал меня Федором. Моя Лизавета и обратила на это внимание. Прицепилась с расспросами, шуганул я ее, она не уймется, говорит: «Твой дружок настоящий бандюга, и ты, верно, того же поля ягода!»

Вот и надумал я от нее избавиться, да так, чтобы люди мою сторону держали. Подвернулся удобный случай — ей путевку дали. Разыграл свое возмущение тем, что едет в Сочи одна, придумал историю с письмами. Остальное знаете сами.

— Знаю, да не все! Хотелось бы еще услышать от вас, за что вы обозвали свою жену «лягавой», почему довели дело до ее убийства?

— Меня черт попутал! Пьяный был, а она сказала, что сообщит обо мне куда следует, вот и не в меру разъярился. Пистолет всегда держал при себе. Сначала стал стрелять, а как опомнился, то давать задний ход было поздно. Верьте, хотел и сам застрелиться, да смалодушничал… вижу, что зря. От судьбы не уйдешь.

— Авенир Дмитриевич! Не хочу лишний раз совестить, а ведь то, что вы отказываетесь помочь нам, отнюдь не красит вас.

— Вы о Фогте?

— О нем, о Скулане. Он должен понести наказание по всей строгости закона, и это вполне заслужил. Разве я не прав?

— Хорошо! — принял Турьев решение. — Вы для меня сделали большое дело, принесли свежую весточку о матери. Я не останусь в долгу. Пишите, он скрывается у своей родной сестры — Амальки, в Воронеже. Могу показать и ее дом. В этом доме мы с Вильгельмом уже отсиживались.

Осокин из тюрьмы не очень-то спешил к Русанову. Дело завершено, казалось бы, вздохнуть с облегчением, но он облегчения не испытал. Тяжким бременем легли на душу и распад личности, и ужас, который внушала жизнь этого человека, жизнь, загубленная им же самим, жизнь, уничтожающая все живое, с чем бы она ни соприкасалась.

— Что случилось? — обеспокоенно воскликнул Русанов, когда взглянул на Осокина, вошедшего к нему в кабинет, — Ваши ожидания не оправдались?

Осокин молча положил на стол Русанову протокол допроса. Русанов окинул беглым взглядом первые страницы протокола и заглянул в конец. Прочитал показания о местонахождении Фогта и спросил:

— Не верите про Фогта?

Осокин отрицательно покачал головой.

— Этого я не знаю… Думаю, что он сказал правду. Гнусно на душе. В глазах стоит какая-то зловонная яма, и в ней шевелятся ядовитые гады…

— Да, — согласился сочувственно Русанов, — это не клумба с розами. Не раз еще придется заглянуть в такие ямы. Но утешать не стану, плохо, если обвыкнете и душа зарастет равнодушием. Равнодушие в нашей профессии тяжелая болезнь…

Русанов положил руку на протокол.

— Итак, Воронеж! Не выводит ли Турьев на новый виток игру? Это я к тому, чтобы вас насторожить. Надо быть очень внимательным, Виталий Серафимович, при его этапировании.

Воронеж встретил прибывших ненастьем. Летом дождь во благо, но не такой уж по-осеннему неотвязный.