Присцилла редко теперь покидала спальню. Адвокаты, ведущие ее бракоразводный процесс, советовали ей "держаться подальше от улицы". Когда она все же отваживалась выйти погулять (а это всегда происходило поздно вечером и только в сопровождении телохранителя и близких друзей), то брала с собой посеребренный пистолет в специально сделанной для него кобуре, которая пристегивалась к ее правому сапожку. Вся ее жизнь за пределами спальни сводилась в основном к одному простому ритуалу: каждый вечер после захода солнца она спускалась вниз и включала систему, которая автоматически тут же опускала все шторы на окнах. Отгородившись таким образом от надвигающейся ночи, она как бы гарантировала себе полную безопасность.
Узнав, что из местного справочника высшего общества исключили ее имя (оставив, однако, имя Каллена), Присцилла рассмеялась. Ей, конечно, было наплевать, но где-то в глубине души она почуяла что-то недоброе. Группа "уважаемых граждан", включая наследника местной издательской компании Эймона Картера-младшего, крупного маклера Бейба Факуа и нескольких ведущих банкиров, обратилась с петицией освободить Каллена под залог. Это не был акт благотворительности или знак дружбы с их стороны — просто этого требовали интересы бизнеса. Все эти люди были кровно заинтересованы в благополучии человека, который владел многими миллионами долларов и который, даже находясь в тюрьме, все еще контролировал один из крупнейших в городе финансовых конгломератов. Впервые за всю его историю большинство завсегдатаев клуба "Колониал" заговорило вдруг о правах заключенных. А жена одного очень богатого и влиятельного бизнесмена даже позвонила как-то Присцилле по телефону и попросила ее "не впутывать Каллена во всю эту историю".
* * *
Каллена Дэвиса поместили в специально оборудованную камеру в центральной тюрьме города. В его распоряжении был цветной телевизор и целая батарея телефонов. Там он ежедневно проводил свои деловые совещания и именно там принял важнейшее для себя решение: включить в бригаду своих адвокатов Ричарда Хейнса — легендарного юриста из Хьюстона.
Хейнс заинтересовался делом Каллена Дэвиса еще до того, как был приглашен принять участие в его защите. Впервые об убийствах он услышал лишь несколько недель спустя на вечеринке членов Техасской коллегии адвокатов в Форт-Уэрте. "Я адвокат, работающий по найму, — сказал он тогда. — Я берусь не за все дела подряд, а только за те, которые меня интересуют и которые обещают приличное вознаграждение. К тому же в данном случае дело происходит в Техасе, в особняке стоимостью 6 миллионов долларов. Когда в телевизионных репортажах фигурирует человек с шестимиллионным состоянием, это уже само по себе интересно, не правда ли?" Хейнс был абсолютно уверен в том, что, имея в своем распоряжении достаточно времени и денег, он сможет выиграть любой судебный процесс, где бы он ни происходил. Так, например, он успешно защитил банду мотоциклистов, обвинявшихся в том, что они распяли на дереве преследовавшую их женщину; полицейских из Хьюстона, которые так избили ногами черного заключенного, что тот умер; спикера палаты представителей сената штата Техас и "великого дракона" ку-клукс-клана. Так что дело Каллена Дэвиса ничем особенным не выделялось, если не считать, конечно, его огромного состояния: это был самый богатый в Америке человек, когда-либо обвинявшийся в убийстве. Хейнсу нравилось представлять, что после его смерти на его надгробном камне будет помещена эпитафия: "Он запрашивал баснословные гонорары, но дело свое знал отлично".
С Калленом Дэвисом Хейнс встретился в конце сентября. Решение судьи Тома Кейва, запрещавшее освобождать Каллена под залог, было обжаловано в судах высшей инстанции. Обвиняемый тем временем уже четыре недели находился в тюрьме. Подача апелляционных жалоб отнимала массу времени, поэтому на подготовку к предварительным слушаниям оставалось всего два месяца. Некоторые наблюдатели считали, что, помимо этих объективных трудностей, защита столкнулась с проблемой своего рода соперничества. Ведь Бэрлсон тоже был в некотором роде знаменитостью. К тому же он возглавлял защиту уже в течение семи недель, и вот теперь в центре внимания вдруг оказался Хейнс. Сам Бэрлсон, однако, не видел здесь ничего особенного: ведь он сам рекомендовал обратиться за помощью к Хейнсу. Единственная трудность, признавался он, заключалась в том, что Хейнса необходимо было теперь подробно знакомить с уже проделанной работой.
Читать дальше