Роман Белоусов - Ошибка сыщика Дюпена. Том 1

Медленно наступало зимнее утро. С термометром во рту и карандашом в руках Стивенсон яростно набрасывал первый черновой вариант «приснившейся» ему истории.

— Пишу бульварный роман, — радостно сообщил он доктору, кода тот навестил его, к удовольствию Луиса, лишь ненадолго оторвав от листа бумаги.

Еще два дня назад, прикованный к постели, он находился в полном отчаянии: издатели настойчиво требовали новый приключенческий роман. Сон выручил его, дал толчок творческой мысли, направил ее. Конечно, сюжет будущей повести родился не в одну ночь. По его словам, более двадцати лет он вынашивал идею «о человеке, который был двумя людьми», искал, как наиболее точно показать в художественном произведении раздвоение личности. «Очень долго я искал, — писал Стивенсон, — как выразить это странное чувство раздвоенности, которое появляется у любого думающего человека».

После того как его издатель Лонгманс предложил ему написать какую-нибудь страшную историю, чтобы разделаться с долгами, Стивенсон два дня настраивался на сюжет подобного рода. «И на вторую ночь, — вспоминал он, — мне приснился сон…»

Никогда раньше он так не работал. Буквально с каждым часом на тумбочке рядом с кроватью росла стопа рукописных листов. История о человеке, у которого появляется злобный и себялюбивый двойник, выливалась на бумагу в виде фантастического каскада слов.

Чем объяснить, что, несмотря на болезнь, так спорилась работа над повестью?

Казалось, тема двойника, такая сложная, требовала глубокого изучения природы двойничества. И хотя у Стивенсона был уже некоторый опыт подобного рода — в его Маркхейме из одноименного рассказа жили как бы два существа, — это был лишь подступ к волновавшей его теме. Именно двойственностью натуры его привлечет образ Франсуа Вийона — талантливого поэта и ученого, а по ночам взломщика и пропойцы. В новой повести он возвращался к проблеме внутренней двойной сущности каждого человека и конфликту, порождаемому нередко этой раздвоенностью.

И так же, как в душе молодого монаха Медарда, созданного магическим пером Э.-Т.-А. Гофмана, спрятан великий преступник, в его герое, которого он назовет доктором Джекилом, притаился отвратительный двойник — мистер Хайд. Правда, в отличие от гофманского капуцина из романа «Эликсиры дьявола», а в еще большей степени от Вильяма Вильсона — безумца из одноименного рассказа Эдгара По, Стивенсона в его герое меньше будет интересовать анализ душевной болезни— психическое раздвоение личности, распад и разрушение психики. Не станет основным для него и попытка аллегорически изобразить процессы, происходящие в подсознании.

На первое место он выдвинет проблему нравственную. Его цель — с беспощадной откровенностью показать и разоблачить зло, которое тем опаснее, что подчас одерживает победу над добром. Однако доброта— основное свойство характера, и зло в конце концов оказывается бессильным перед ним. Иначе говоря, в его герое, по мнению писателя, как и в каждом из нас, живут два существа. Один благородный и порядочный джентльмен, сама доброта, а другой — злой и коварный, временами, к несчастью, берущий верх над первым.

Не один год Стивенсон наблюдал, изучал природу подобной раздвоенности в людях, пытался постичь психологическую тайну двойного существования, проникнуть в ту часть души, которую тщательно стараются скрыть. В постижении столь сложных свойств человеческого характера ему помогало острое психологическое зрение, но в немалой степени и анализ собственных поступков. И прав Р. Олдингтон, когда пишет, что в порожденной фантазией книге Стивенсона куда больше личных воспоминаний, чем кажется на первый взгляд.

Поэтому-то так быстро и писалась новая повесть, что у него было все необходимое. И прежде всего самое главное — прототип его героя. У него был мистер Броди и его двойная жизнь.

Образ этого странного и страшного человека преследовал его с детских лет. Бывало, няня Камми, дочь рыбака и ярая кальвинистка, пугала его дьяволом, который воплотился в мистере Броди. И хотя того уже лет девяносто как не было в живых, жители Эдинбурга уверяли, что его дух витает над домами, бродит по улицам, как бы прося прощения.

Во время прогулок с Камми по старому городу он с ужасом разглядывал узкий Броди-клоуз — двор и большой дом с дубовыми дверями, где когда-то развлекались Броди и его друзья. В музее старинных вещей юный Стивенсон во все глаза молча смотрел на фонарь и двадцать пять массивных поддельных ключей, которыми пользовался Броди.