Кое-как перебиваясь, он живет в Гааге тем, что служит в кофейне, выступает с бродячей труппой актеров, временами подрабатывает у книготорговца. Несмотря на лишения, он, однако, совсем не жалеет о содеянном. Напротив, утверждается в мысли, что «совсем не создан для монашеской жизни». Все отчетливее Прево осознает свое истинное призвание — быть писателем.
К его досаде, все эти годы, годы изгнания, ему приходится писать ради хлеба насущного. В погоне за заработком он с избытком начиняет страницы своих писаний разного рода приключениями. Похищения и убийства, тайные гроты, переодевания и дуэли, страстные вздохи, погони, невероятные совпадения— все идет в дело, лишь бы понравиться публике. И он преуспел в этом. Все хотели читать продолжение похождений его знатного человека, а также цикл романов о вымышленных приключениях Кливленда— придуманного им внебрачного сына Кромвеля. Однако, поставляя, казалось бы, занимательное чтиво, Прево с мастерством подлинного психолога описывал чувства и поступки людей, особенно у него получалось описание несокрушимой власти любви, подчас несправедливой и жестокой, когда женщина одновременно и любит, и изменяет. Это умение правдиво изобразить подобные крайности дало повод Г. Гейне воскликнуть, что «после Шекспира в настоящей трагедии никому не удавалось так изобразить этот феномен, как нашему старому аббату Прево».
Но настанет день, когда главной его заботой на несколько недель станет новая рукопись. Она лежит на столе в каморке, где он ютится. Здесь он пишет продолжение «Записок знатного человека».
Впрочем, нет, он создает совершенно самостоятельную вещь и только приложит ее к очередному тому «Записок», преследуя лишь коммерческие цели. Это будет история любви двух молодых людей, любви страстной, безумной, от которой они теряют рассудок и попадают в сети порока.
Трудясь над рукописью, он всячески избегает напыщенности и грубости, не гонится за дешевым остроумием, стремится к правдивости и выразительности, создавая с исключительной точностью многие черты времени — легкомысленной эпохи правления регента герцога Орлеанского. Словом, его пером водит сама Естественность, и, как заметит тот же Г. Гейне, «интуиция величайшего поэта здесь целиком совпадает с трезвым наблюдением самого холодного прозаика».
Присутствует ли вымысел в его повествовании? В известной мере. Ему не составило бы особого труда указать на извилистую и тайную линию, которая соединяет вымысел с воспоминаниями, с тем, что пережил лично. В этом случае он рассказал бы о том, что пользовался воспоминаниями о собственных увлечениях. Во время работы над романом перед его глазами стоял образ его возлюбленной, и он снова негодовал по поводу ее измен, тащился за повозками ссыльных, среди которых находилась она, неверная, но обожаемая, ради которой готов был разделить ее ужасную участь. Он слышал звон цепей во дворе гостиницы в Пасси, видел девушку, так похожую на его возлюбленную, и воображение рисовало ее печальную историю.
Наверняка он вспомнил в те дни еще одну свою любовь. Он не мог ее не вспомнить! Они встретились в октябре 1728 года. Ее звали Манон, хотя настоящее имя у нее было иным. В первый раз он увидел ее у старого колодца во дворе приюта Сальпетриер. Как оказалось здесь, в этом вертепе, столь прелестное создание? Узнать это не составляло труда, ибо Прево прибыл в приют, чтобы исповедовать узниц. Юная Манон с готовностью поведала молодому обходительному аббату свою историю. Исповедь растрогала участливого святого отца, а красота девушки покорила его сердце. Должно быть, и она не осталась равнодушной. Во всяком случае они встречаются снова и снова. Что им сказать друг другу, кроме слов любви? Но за Манон ревностно следит настоятельница мадемуазель Байм и как-то раз застает врасплох нежно обнявшуюся парочку в приемной тюрьмы. После этого влюбленному аббату ничего не остается, как вернуться в свой монастырь. Здесь под тяжестью разлуки с любимой Прево делает первые наброски будущего романа. Затем через влиятельного придворного устраивает освобождение Манон. К несчастью, она была уже смертельно больна и умерла на его руках, едва выйдя из тюрьмы.
Что это, однако, — подлинный случай или красивая легенда, восходящая ко времени появления романа? Некоторые ученые склонны считать этот эпизод действительным событием, хотя оно и отдает излишней «беллетристикой». Неслучайно и поныне в приюте Сальпетриер живет память о Манон. Сохранился превращенный в фонтан старый колодец, у которого впервые Прево увидел несравненную Манон, один из дворов носит ее имя.
Читать дальше