Чарльз Вильямс - Глубокое синее море

Все рассмеялись, а капитан спросил:

— Ваше судно было застраховано?

— Нет. Я полагал, что если мое судно затонет, то и мне не придется добраться до берега. Но миссис Брук перечеркнула все мои расчеты.

— Женщины никогда не считаются с нашими расчетами, — поддержал его Эгертон.

— Что верно, то верно, — подтвердил Линд. — Они часто приносят нам неприятности, и сознательно, и бессознательно.

— Карин, — произнесла миссис Леннокс, — мы хоть и в численном меньшинстве, но тем не менее я считаю, нам пора переходить в атаку.

— Может, хоть мистер Красицки встанет на нашу сторону? — заметила Карин. Она с улыбкой посмотрела на поляка, но тот, казалось, даже не слышал, о чем говорят за столом. Он по-прежнему упорно не спускал глаз с Эгертона.

— Вы были… — казалось, он подыскивал слова… — вы были в Аргентине? Много лет?

— Да, лет двадцать, — ответил Эгертон.

— Двадцать? — Красицки нахмурил брови и посмотрел на Линда.

— Да, двадцать, — подтвердил ему тот на немецком языке и пояснил окружающим: мистер Красицки говорит на многих языках — по-польски, по-русски, по-немецки, по-португальски, но из всех этих языков я, к сожалению, знаю только немецкий.

— Двадцать, так-так, — пробормотал Красицки, все еще не сводя глаз с англичанина. — И теперь вы имели стать неактивным, так кажется? — Он опять повернулся к Линду и что-то быстро сказал по-немецки.

Линд кивнул и повернулся к Эгертону:

— Он говорит, что вы, должно быть, рано оставили службу.

Спокойный Эгертон, казалось, был удивлен настойчивостью поляка. Тем не менее улыбнулся.

— Вы сделали правильные выводы, мистер Красицки. Но все дело в том, что я был ранен. Не повезло в Нормандии…

Линд перевел его слова на немецкий. Стюард принес ужин, но никто не начинал есть. Красицки и Линд снова заговорили по-немецки, а потом Линд покачал головой. У Годарда сложилось впечатление, что Линд не хотел переводить. Тогда Красицки снова попытался выразить свою мысль на плохом английском языке:

— Это… ваш глаз?

Обе женщины, неприятно удивленные, нагнулись над своими тарелками. Но Годард продолжал заинтересованно наблюдать за сценой. За всем этим скрывалась не только бестактность, а нечто большее.

— А, понимаю, — отозвался Эгертон. — Ко всему прочему, и мой глаз.

Карин попыталась перевести разговор на другую тему:

— Вы играете в бридж, мистер Годард?

— Немного. В так называемый домашний бридж, — ответил тот. — И то после тщательной проверки, нет ли у соперника .оружия.

После этого разговор перешел на другие темы, но Годард продолжал наблюдать за Красицки. Справа от него что-то болтала миссис Леннокс. Поляк, казалось, ушел в себя. Он нагнулся над тарелкой и лишь иногда бросал украдкой взгляды на Эгертона. Потом снова заговорил по-немецки с Линдом. Оба рассмеялись. Немного позднее Красицки обратился к Эгертону на немецком языке. Ко всеобщему удивлению, тот тоже ответил ему по-немецки. Поляк нахмурился. Глаза его блеснули с упреком.

— О, вы говорите по-немецки! А я думал, вы — англичанин.

— Разумеется, я знаю немецкий, — откликнулся Эгертон. — Ведь я два года учился в Гейдельберге.

— Но вы этого не говорили.

Эгертон пожал плечами. Его, видимо, раздражала назойливость поляка, но внешне он оставался спокойным и казался выше всего происходящего.

— Понимаете, друг мой, не буду же я провозглашать во всеуслышание все, что знаю и чего не знаю. Ведь большинству присутствующих это совсем не интересно.

Красицки ничего не ответил, но Годард заметил, что подбородок его задрожал, потом, буквально с пеной у рта, он быстро заговорил на каком-то языке, которого Гарри не понял. А в следующий момент поляк поднял руку с револьвером и с расстояния примерно шести-семи футов выстрелил Эгертону в грудь.

Обе женщины пронзительно вскрикнули, а Эгертон силой удара был отброшен на спинку стула. Годард стукнулся о плечо миссис Леннокс, которая быстро юркнула под стол. Капитан потянул Карин за собой тоже под укрытие стола. Линд вскочил и обежал стол, направляясь к поляку, который вновь что-то прокричал и снова выстрелил. Эгертон дернулся и медленно сполз на пол.

Линд подлетел к поляку и схватил его за руку. Красицки попытался снова нажать на курок. С другой стороны к нему уже подбегали капитан и Годард. Третья пуля попала в лампу, которая разлетелась вдребезги, а четвертая угодила в широкое зеркало, висевшее на переборке.

Наконец Линд вырвал у поляка револьвер и ударил его снизу по подбородку. Тот упал на спину и затих на полу. На мгновение воцарилась полная тишина, которую прервал шум от осколков стекла, упавших на пол. Вбежал стюард, обслуживающий столовую, за ним — Барсет. Последний остановился в дверях и простонал: