Артемий Люгер - Быть киллером

Там, куда мы приехали, всё произошло в точности так. Как предсказал Дмитрий Павлович. В ментуре меня продержали недолго, обращались как со свидетелем, не хамили, а когда привели подозреваемого, чьи отпечатки нашли на пистолете — и вообще потеряли ко мне всякий интерес, не забыв, правда, подробно записать показания. Позже я имел возможность убедиться, что репутация Дмитрия Павловича в криминальных кругах была исключительно высока. О нём говорили, что он сначала стреляет, потом думает. Это в их кругах была высочайшая характеристика, хотя на самом деле Дмитрий Павлович и стрелял (не важно, что иногда не своими руками) и думал одновременно.

Как-то раз он спросил: Ты в Афгане где служил?

— Под Кандагаром, — сказал я, — иногда кидали в район Герата, иногда куда-то ещё, я и названий не помню. Но в основном под Кандогаром.

— А мой в районе Кабула, — сказал Дмитрий Павлович, — столица, спокойное место. Там и погиб. Закопали духи в какой-нибудь яме. Но мне, чтоб не скучал по сыну, прислали фотографию головы — на белом полотенце. Адрес как-то узнали — нашла меня в Ленинграде. С тех пор ношу с собой. Как почувствую, что злость во мне тает, так достаю и смотрю. И снова злости полный организм. Ты думаешь, против афганцев — так вот ни чуточки. Против тех человекообразных идиотов, которые эту херню затеяли, и тем страну, и так на ладан дышавшую, окончательно развалили. У меня по работе информации самой правдивой было невпроворот. Какая у нас страна могучая, я знал: всё в ней давно сгнило — и танки, и ракеты, и, главное, люди. Когда пришли реформаторы, я обрадовался: давно пора. Но они оказались не многим лучше тех, кто рулил до них. Эти всё и доразвалили. И остался у меня выбор: плюнуть на всё и не принимать ни в чём участия. В этом случае оставался я с крупной пенсией, на которую через год можно было прожить — и то с трудом — неделю. А у меня семья хоть и поубавилась, а всё равно кормить — и больную жену и двух дочек — надо. В этом случае следовало мне надеть на пиджак все свои ордена и идти к ближайшей станции метро, где и встать с протянутой рукой: «Подайте ветерану разведки!». А второй путь — это тот, на котором мы с тобой в данный момент стоим и который более или менее удачно топчем. Этот наш разговор, а точнее, мой монолог, я тебе рекомендую тотчас забыть и никому о нём не рассказывать. А ещё дополнительно рекомендую — никогда о нём не забывать и время от времени обдумывать.

Помолчав, сказал:

— А ты на моего немного похож… Всё. Свободен. Надо будет — вызову.

Монолог был похож на прощальный, так вскоре и оказалось. Через месяц Дмитрий Павлович сказал:

— Убываю в командировку. Далеко. Думаю, длительную. Там кто-то решил, что у него удельное княжество, может делать, что левая нога захочет. Надо этого князька поставить на место да и вообще навести порядок. С новым начальством уж как-нибудь сработаешься. Будь здоров и не поминай лихом. Лихом я его и не поминал: из всех моих начальников — бывших и будущих — он показался мне самым человечным, в его отношении ко мне — так мне казалось — проглядывало что-то товарищеское — не товарищеское, но что-то в этом роде.

Я начинал себя чувствовать кадром со стажем: шутка ли — пересидел трёх шефов. Новый был не похож на предыдущих, так я на своём опыте узнал, какое разнообразие кадров существовало во всемогущем когда-то КГБ. Новый производил не впечатление, а впечатления: то есть не одно, а несколько. Слегка за шестьдесят, неизменно вежлив, только иногда это была вежливость душевного человека, почти «своего парня», а иногда вежливость удава, который спокойно прикидывает, проглотить тебя сразу или чуть погодя. Даже его имя — Георгий Карпович — казалось странноватым: где Георгий, а где Карп…

Один раз, зайдя к нему по вызову, я застал в кабинете молодого человека примерно моего возраста. Черты лица немного напоминали кавказца, но было ясно, что он не кавказец, скорее, всё-таки русский, да и неистребимый акцент тоже отсутствовал.

— Гриша, познакомься, это Андрей, — представил нас шеф. — Объяснишь ему всё в машине, время дорого. Идите.

В джипе с тонированными стёклами, появившемся с новым шефом, Гриша ввёл меня в курс дела.

— Всё очень просто. Разборка двух группировок. Четверо с одной стороны, четверо — включая нас — с другой. Встреча за городом на стройке. У тебя работа простая. Держи «калаш» — он протянул мне укороченный АК. — Подъезжаем, я открываю дверцу и сразу валю четверых не наших. Разборка ерундовая, по идее — без крови. Если ребята и со стволами, то с Макаровыми или ТТэшками. «Наши» начинают базар, я отвлекаю их, скажем, указываю правой рукой куда-нибудь в сторону, ты мочишь этих двоих, и мы свободны. Смотри только, меня не задень. Усёк?