Александра Маринина: За всё надо платить

— Привет! — бросил на ходу Игорь. — Как сутки?

— Обычно, — вяло отмахнулся Кудин. — Всех убили, никого не посадили. Сами живы — и слава Богу! Тебе счастливо день отработать.

— Спасибо! — крикнул Игорь уже на бегу.

— Эй, погоди! — вдруг спохватился Кудин. — А Анастасия будет сегодня?

— Нет. Она же отстранена, ты забыл?

— Забыл. Ну ладно, тогда потом.

После, спустя несколько часов Игорь Лесников уже не вспомнит, почему он не побежал дальше к подъезду, а остановился. Это не было ни озарением, ни голосом интуиции, ни подсказкой свыше. Просто капитан Лесников был очень серьезным человеком. И кроме того, он дважды испытал на собственной шкуре, что такое служебное расследование, поэтому переживал за Каменскую больше всех. После полковника Гордеева, разумеется.

— Вася, — окликнул он Кудина, — а что Каменская? Зачем она тебе?

— Да звонок с утра был какой-то странный. Я хотел ей сказать, она же у вас обожает всякие загадки разгадывать. Может, ей для умственной гимнастики пригодилось бы.

— Что за звонок?

— Да ерунда, Игорь.

— Что за звонок, Вася?

— Мол, если кто интересуется Тамарой Коченовой, чтоб позвонили. Телефончик оставили…

Юрий Оборин сидел в квартире Раисы Васильевны и учил ее девятнадцатилетнюю дочку Светлану карточной игре под названием «джокер».

— А что мне сносить? — огорченно спрашивала девушка. — Мне все карты нужны, ненужной ни одной нет.

— Нужно уметь жертвовать, — смеялся Юрий. — В этом вся хитрость игры. Отдавать ничего не хочется, но нужно обязательно. Твоя задача — снести такую карту, при которой жертва будет минимальна.

— Так я какую ни положу — ты сразу заберешь и выложишь свою комбинацию. Хитрый какой!

— А ты рискуй. Если боишься, что я заберу, постарайся всунуть мне как можно больше лишних карт. Тогда я выложу комбинацию, которая пойдет мне в плюр, а на руках останется балласт, который пойдет в минус. Думай, рассчитывай. Карты — это не игра, карты — это жизнь. Поэтому в них так полезно играть.

Он не успел закончить свою нравоучительную сентенцию, как зазвонил телефон. Светлана сняла трубку, потом протянула ее Оборину.

— Кажется, это тебя.

— Алло, — произнес Оборин сразу севшим от волнения голосом.

— Вы звонили нам по поводу Тамары Коченовой? — услышал он.

— Да-да. Видите ли…

— Представьтесь, пожалуйста, — перебили его.

— Моя фамилия Оборин.

— Юрий Анатольевич?! Господи, наконец-то! Где вы? Мы вас ищем уже который день…

Михаил Владимирович Шоринов с трудом сдерживал дрожь, которая то и дело сотрясала его. Оборин смылся из клиники, причем таким способом, который недвусмысленно говорил: он догадался. Может, не обо всем, но догадался. И что же теперь? Мало того, что они потеряли обещанные Эдуардом Петровичем деньги, так они еще и Оборина потеряли. Впрочем, не они. Он. Только он, Шоринов. Потому что сидящий перед ним с нахальной усмешкой на лице Саприн хочет свою долю получить во что бы то ни стало. Считает, что Шоринов сам во всем виноват, так пусть расплачивается.

Ольга в панике, звонит каждые полчаса, спрашивает, не появился ли Оборин. Почему же все сорвалось? Ведь все шло так гладко, Оборин «клюнул» на Ольгу, влюбился, сам захотел лечь в клинику и лежал там в полное свое удовольствие, писал диссертацию и медленными верными шагами двигался к траурному концу. Все было так хорошо. Что же случилось? Какой бес в него вселился?

— Михаил Владимирович, — говорил между тем Саприн, — я жду, когда вы отдадите мне деньги. Мы же с вами договорились, что я выхожу из игры. Мне надоели ваши дурацкие выверты. И искать Оборина я не буду.

— Да получишь ты свои деньги, — раздраженно ответил Шоринов. — Ты только о деньгах и думаешь. Подумал бы лучше, как нам теперь выпутываться.

— Вам, — спокойно поправил его Саприн. — Вам, а не мне. Мне, между прочим, ничего не угрожает. Никто меня за убийство не разыскивает, потому что в России об этом убийстве ничего не известно. Не забывайте, я взялся за Тамару только потому, что мне нужны деньги, а вовсе не потому, что спасал свою шкуру. А теперь вы мне надоели, и я не хочу больше помогать вам выкручиваться. Вас жадность губит, Михаил Владимирович, отсюда все ваши неприятности. Короче, давайте тридцать пять тысяч, и я уберусь отсюда.

— У меня нет таких денег, — вздохнул Шоринов. — Ты что, шутишь? Я при себе такие суммы не держу.

— Катя! — неожиданно крикнул Саприн. — Иди сюда, пожалуйста.

Из кухни прибежала Катя, которая в одиночестве пила кофе, оставив мужчин наедине с их непонятными проблемами.