Николай Старинщиков - Слуга

Михалыч щупал ногой поверхность: здесь всегда гремело, это трудно забыть. Жесть ворчала под ногами.

Заря расцветала над заречной низиной. А вот и восточный карниз.

Опустившись на четвереньки у самого края, он попытался выудить гвоздь из гнезда, подцепив его лезвием ножа, и это удалось: старая древесина не держала в себе металл. Вращая гвоздь, он вынул его, вставил вместо него один из концов скобы и, вращая, вогнал как можно глубже. Держась одной рукой за скобу, а второй – за гребень кровли, он опустился ногами вниз. Рубашка на животе задралась и мешала, и тут его понесло: скоба прогнулась, руки скользили. Ноги, слава богу, нащупали угол. Осталось перенести к нему руки, по очереди, – только бы сруб выдержал, не крошился. Михалыч, ухватившись ногами за угол сруба, перенес к нему левую руку, а затем и правую, и стал опускаться. И вскоре уже стоял на земле.

Сбоку от церкви обозначилась ель, виднелись могилы Векшиных. Почетный гражданин вряд ли предполагал, что в будущем кто-то найдет здесь свое убежище.

Оглядываясь, Михалыч шагнул к косогору. Тулуп висел на прежнем месте. Он сдернул его с сучка и, перекинув через плечо, спустился к болотцу. Пахло коноплей, крапивой и лопухами. Ноги в росе сразу вымокли. Среди зарослей он подошел к речному обрыву, намятой тропкой спустился к реке: на берегу вверх дном лежал обласок – весь в заклепках, привязанный тонкой цепью к торчащему из песка тросу. Казалось, долбленые лодки – это уже история. Суденышко доживало свой век. Его жалкий вид, вероятно, отталкивал от себя любителей прибрать чужое к рукам. Да и где его можно использовать, если только не здесь, на тихой воде.

Поперек лодки располагалось обычное сиденье в виде доски. Цепь крепилась к стальной поперечине в носу. Весла под лодкой не оказалось. Придется идти за брошенной впопыхах лопатой.

Отыскав лопату, Михалыч вернулся к берегу. Оставалось освободить лодку от металлических пут. Уцепившись за корму, Михалыч потянул обласок за собой – тот послушно опустился в реку, качаясь. Михалыч вернул его обратно к берегу и с силой дернул назад. Конец цепи с выдранной из бортов перекладиной упал в воду.

И в этот момент послышался шорох: овчарка, увешанная сухими репьями, выглянула из кустов. Бросив в сторону Михалыча безразличный взгляд, она отвернулась и вновь полезла в заросли. Ее товарищ, серый, со стоячими ушами и поджарым брюхом, тоже выскочил на площадку и последовал за ней. Теперь они будут один за другим ходить, пока не наскучат друг другу и не разбегутся каждый по своим делам. Собака – к хозяину. Волк – в таежные просторы. Полицейская помощница нашла себе друга.

Забравшись в лодку, Кожемякин пошел вверх, работая лопатой вместо весла. Солнце вставало за лесом: лучи ударили в берег, осветили красным лощину, косогор и церковь на самом верху. Стальное «весло» норовило уйти на дно. Лодка против течения идти не спешила. Добраться бы только до Плотбища, а там – пешком. Когда-то там делали плоты, берег был чистым. Тропки в тех местах должны сохраниться…

Едва подумал – на косогоре показалось движение, блеснули стекла. Его рассматривали в бинокль. И тут ударило по ушам:

– Прекратить движение! Возвращайтесь назад! В случае отказа – открываем огонь на поражение!

Наверняка мужик наверху блефовал – он же не знает, кто плывет в лодке. Однако тут булькнуло по воде, донеслась автоматная очередь. Потом еще одна. Затем ударила в воду одинокая пуля снайпера. Били прицельно. Вот опять шлепнулась пуля – рядом с бортом. Что делать? А если вот так: руками в сиденье – и как учили старшие. Хлоп – и тебя уже вроде как нет. Шаткий обласок перевернулся вверх дном и тотчас накрыл Михалыча сверху. Ну конечно, его узнали в бинокль. А если подняли стрельбу, так было на то дозволение.

Держась за сиденье, Михалыч свободно дышал воздухом, оставшимся при опрокидывании. Внутри было пока что темно. Приглушенно била снаружи о борт волна. Тело замерло: лодка не должна изменять положение, не должна вращаться и проседать, а шуба должна идти по течению. Но та, зацепившись за что-то, волоклась пока что за лодкой.

Голова не кружилась. Лодка, должно быть, шла теперь мимо деревни. Только бы не прибило к берегу. Ноги вдруг нащупали камень. Вот и другой. Их тут целая куча. Если это берег, то вот и конец. Но камни, помнится, были только в середине реки. Воды там было по щиколотку. Застревать здесь никак нельзя.

Это была коса: быстрое течение лизало стопы. Обувь он сбросил, как только перевернулся. Носки тоже стянул.