Иван Бодунов - Черные вороны

А старик Мещанинов продолжал изливать душу.

— Вы вот поймите, — говорил он Васильеву, — я человек трудовой. Если стал поставщиком двора, то это ведь все по труду, потому что шить умел лучше, чем другие. А началось со случая. Работал я подмастерьем у одного сапожника. Там, в мастерской, и жил. Шил-то я уж тогда хорошо, и хозяин меня отмечал, да средств я не имел открыть свою мастерскую. И вот как-то в воскресенье остался я, чтобы пару одну дошиты в понедельник заказчик должен был придти, человек солидный, богатый.

Ну, сижу я, работаю. Один сапог кончил и поставил на подоконник, чтобы не мешался. Второй дошиваю. Вдруг дверь раскрывается, и входит офицер. Вижу, хоть и молодой, а держит себя важно.

— Кто, говорит, сапог шил?

— Я, говорю, шил, ваше благородие.

— Сшей мне, говорит, к тому воскресенью пару сапог. Вот тебе десять рублей задатку, а сошьешь, еще дам.

Конечно, не имел я права в мастерской хозяина брать заказ для себя, но подумал, может быть, мне бог за мое трудолюбие случай такой посылает. Всю неделю по вечерам шил, таясь от хозяина. В воскресенье опять остался. Ну, пришел офицер, дал еще пятнадцать рублей, а сапоги в училище своем расхвалил, — так они ему понравились. Представьте себе, через два месяца открыл свою мастерскую! И пошло. Сперва офицеры, потом генералы, а после уже я самому военному генерал-губернатору сапоги шил. Он меня и ко двору представил. Стал я поставщиком. Со двора-то я наживал немного, всем приходилось давать, а то, знаете, долго ли лакею ножичком кожу надрезать или лак поскрести. Глядишь, и потеряешь звание. А оно мне большие деньги девало! Ведь вот уже и государя императора нет, и двора нет, и вывеска поржавела, а на эту ржавую вывеску, знаете, сколько ко мне заказчиков ходит? Отбоя нет… И вот, понимаете, — продолжал Мещанинов, глядя на Васильева слезящимися старческими глазами, — отец, понимаете, из грязи да в князи, а дети, знаете, из князей да в грязь. Вон, смотрите, храпит сынок. Ну, что из этой дряни сделаешь? И Верка, наверное, наделала делов, раз вы ее поджидаете. И откуда они у меня такие — не пойму…

Вот в эту минуту и раздался звонок. То ли звучал он по-хозяйски энергично, то ли просто это было совпадение, но все трое сидевших в засаде работников бросились к дверям в твердой уверенности: это она.

Мещанинова сразу сообразила, в чем дело.

Когда она сняла пальто, то ее и обыскивать не стали. Было видно, что оружия у нее нет.

— Первый вопрос, — сказал Васильев. — Куда уехал Климов?

— Гражданин следователь, — спокойно ответила Мещанинова, с удовольствием затягиваясь папироской. — Я сама не хочу терять лишнего времени и ваше время хочу сберечь. Раз вы меня арестовали, значит мальчишки что-то проворонили, и тут торговаться уже бессмысленно…

— Куда уехал Климов? — повторил Васильев.

— Вот видите, гражданин следователь, вы меня не дослушали. Все, что я знаю, я вам с удовольствием расскажу. Мне все равно не миновать расстрела. Мальчишек тоже все равно расстреляют. И черт с ними. Но я действительно не знаю, куда уехал Климов…

адыга тоже не знал, куда уехал Климов. «Черные вороны», очевидно, и впрямь не очень доверяли друг другу. Понимая, что вина бесспорна и запираться не имеет смысла, каждый из них давал подробные показания. Васильев заинтересовался, куда уезжали прежде Ладыга и Климов. Ладыга перечислил — Батуми, Сочи, Новый Афон, Севастополь, Феодосия, Одесса.

«Все курортные города», — подумал Васильев. Это понятно. Там и пожить можно красивее, с точки зрения «Черных воронов», и приезжий человек там незаметнее. Приехал отдохнуть, повеселиться, — объяснять ничего не надо.

В курортные города Крыма и Черноморского побережья Кавказа полетели телеграммы с запросами, не приехал ли, не остановился ли Климов, молодой ленинградец лет двадцати пяти. Оставалось ждать.

Тяжелое это было дело — шайки «Черных воронов». Тяжелое потому, что много и долго приходилось ждать. Труднее всего следователю, когда ход событий обрекает его на бездеятельность. Правда, сутки от находки маузера до ареста Мещаниновой угрозыск действовал энергично, а если бы не идиотская история с сотрудником газеты «Вечерний Ленинград», можно было бы сказать, что и хорошо. Теперь же снова оставалось только думать и передумывать — пришел бы Климов на свидание с Михайловой, если бы угрозыск не выдал себя, или, почуяв опасность, он просто сел на первый поезд и уехал? Что ему, в конце концов, за дело до его товарищей по шайке?! Пропади они все пропадом…