Самид Агаев - Ночь Волка

– А ты, Шилов, тоже выделяешься легкостью бытия, хотя и нигде не работаешь, – заметила Вероника.

– Как это я не работаю, – возмутился Шилов, – я ножи точу, разве ж это не работа.

– Ну, ты же не каждый день работаешь, – не унималась Вероника.

– Нет, не каждый, – согласился Шилов, – а только, когда деньги кончаются.

Галя хотела сказать Шилову о своей жизнерадостности, о том, что за ней стоит, хотела сказать что-то злое, но в этот момент увидела своего отца. Он стоял под крюком, на котором когда-то висели лосиные рога, и с которого его сняли прошлой зимой, после того, как он провисел два дня. Отец смотрел на Галю с тем жалобным выражением лица, которое она ненавидела в нем. Это выражение появилось у него после смерти матери. Шестидесятилетний мужчина превратился в растерянного ребенка, которого вдруг забыли на улице.

Галины родители прожили долгую счастливую жизнь в любви и согласии; они так любили друг друга, что им даже не было дела до своей дочери. Галя рано поняла это; в интернате, в райцентре, куда ее отдали после шестого класса, но смирилась с этим уже в Москве, в институте. В родную деревню Галя уже не вернулась, сельское хозяйство России приходило в упадок. После смерти мамы, отец продержался полгода, и все полгода он смотрел на дочь с этим выражением страдания на лице, ежеминутно ожидая сочувствия, словно она сама не нуждалась в жалости.

Кивнув ей, отец вышел из комнаты. Через открытую дверь Галя видела, как он что-то ищет в прихожей. Шилов ненадолго завладел ее вниманием, а когда Галя вновь посмотрела в прихожую, отца уже не было.

– Давайте выпьем за родителей, – предложила Галя и пододвинула к Шилову свою рюмку, – чтобы были здоровы и живы, те, у кого они есть, и царствие небесное тем, у кого их уже нет.

Мужчины выпили, а женщины пригубили, после этого наступило молчание, которое нарушил протяжный волчий вой.

– Ничего себе, – сказала испуганная Вероника.

– Где-то, совсем рядом, – констатировала Галя.

– Пойти шмальнуть что ли? – предложил Шилов.

– Не надо, – остановил его Марат, – а то еще что-нибудь перебьешь.

– Обижаешь начальник, – сказал Шилов.

Вой повторился, но уже на более высокой ноте и длился дольше предыдущего.

– Это уже вызов, – произнес Марат.

– Нет, я все-таки шмальну, – сказал Шилов.

Схватив ружье, он вышел на крыльцо и выстрелил в воздух.

– Ни к чему это, Саша, – укорила его Галя.

– А пусть знают гады, как выть в нашем лесу.

– А это еще вопрос, кто в чьем лесу воет, – заметила Вероника.

– Господа, кажется, среди нас шпион, – угрожающе сказал Шилов, – в наши стройные ряды затесалась пятая колонна.

– Сам дурак, – ответила Вероника, и показала Шилову язык.

Шилов обратился к Марату:

– Сэр, ваша дама оскорбила меня.

– А зачем ты ее шпионкой обозвал?

– А она за волков заступается.

– А может я из гринпис, – сказала Вероника, – и еще лидер движения «Свободу морским котикам».

– Кому, кому свободу? – с улыбкой переспросила Галя.

– Морским котикам, – повторила Вероника.

– Это ты волкам скажешь, когда они глодать наши кости будут, – заявил Шилов, – а я предлагаю выпить…

– Типун тебе на язык, – перебила его Галя.

– … Дык, я и выпить предлагаю блин, чтобы этого не случилось. А кто не выпьет, того волки съедят.

Марат разлил водку по рюмкам. Мужчины выпили, а женщины пить не стали. Принципиально. «Чему быть, тому не миновать, – философски заметила Галя».

После этих слов Вероника все-таки отхлебнула из рюмки, но закусывать не стала, – и в этом поступке было что-то героическое, то чем славились русские женщины. Жены декабристов.

– Между прочим, – сказала она, страдальчески морщась, – в восемнадцатом веке во Франции волк по прозвищу Зверь Геводан загрыз сто двадцать три человека, и король Луи был вынужден отправить войско на его поимку.

– Ты бы закусила, – сказала сердобольная Галя.

Вероника отрицательно качнула головой, – водки еще много, – пояснила она, – им закусывать нечем будет.

– Армянин, что ли, – спросил Шилов.

– Кто армянин? – удивилась Вероника.

– Зверь.

– Почему армянин?

– Ну, ты же сама сказала – Зверь по фамилии Гедовян.

– Я сказала – Геводан, – сердито сказала Вероника, – не путай меня.

– Между прочим, – заметил Марат, – еще бывают волки-оборотни: с виду обыкновенный человек, но когда наступает полнолуние, он чувствует сильную головную боль, тесноту в груди, жжение кожных покровов и превращается в волка.