Андрей Воронин - Атаман. Черная месса

– Серьезно? – хозяин чуть не кинулся обнимать незнакомца. – Говори, не томи душу. Живы хоть, здоровы?

– Сперва я задам пару вопросов, не возражаете?

– Насчет денег не сомневайся. Я, конечно, не Билл Гейтс, но слово свое сдержу. Если только это не блеф. Да нет, не блеф, человека видно сразу, как и коня.

– Давно они пропали?

– Третий день пошел.

– Вы кого-то подозреваете?

– Цыган.

– Поручали кому-нибудь поиски?

– В милицию, конечно, обратился. Но они меня сразу предупредили: работы завал, скорых результатов ждать не стоит. Если только поступит сигнал от местных жителей… Своих ребят, конюхов, посылал. Вроде подозрения подтвердились. Люди видели цыган с конями, слишком хорошими для табора… Цыгане ведь тоже разные есть. Старые цыгане лошадей любят, понимают в них толк. А молодые ведь что творят? Воруют лошадей на убой. Убивают, разделывают, потом продают мясо, скрывая, что оно лошадиное.

– Ну, таких коней никто бы не стал пускать под нож. Даже варвары.

– Так вы их видели? Правда, красавцы? Кашмир и Сатана.

– Сатана? Ну, вы и кличку выбрали. Не будет у коня спокойной жизни с такой кличкой.

– Да не я его так прозвал. Я его жеребенком приобрел. Как только не пытались переименовать! Ни на одну другую отзываться не хотел. А насчет молодежи цыганской… Такая же безграмотная, как и наша. Только доллар от рубля и хрен от пальца могут отличить. На лошадей чутья никакого. Воровать талант остался, а любовь потеряли. Могли и зарезать и разделать.

– Пока что могу сказать, что самих цыган поубивали. Больше десяти человек.

– Не может быть! Когда?

– Ночью. Я подумал, что это расправа за воровство. Крутовато слишком, но…

– Откуда у меня средства нанимать киллеров? Тем более в тюрьму я не собираюсь, без меня здесь все рухнет.

– Вижу, что вы ни при чем, иначе не стал бы рассказывать. Поехали ко мне, заберете своих любимцев.

Терпухин не взял в награду денег. Попросил об ответной услуге – помочь навести справки о таборе.

Тем временем знакомый капитан из краевого отделения милиции сообщил Атаману, что дело взято на особый контроль – не каждую ночь находят столько трупов сразу. Возможно, пришлют и московских следователей.

Юрий знал, как бывает, когда местную бригаду укрепляют за счет столичных кадров. Провинциалы, конечно же, недолюбливают москвичей, которые слишком высокого о себе мнения. Начинается борьба самолюбий, ревность к успехам, стычки и склоки. В результате дело пробуксовывает.

– Тебя уже вызывали на повторный допрос? – спросил капитан Филиппенко. – Будь осторожен с приезжими. Любят иезуитские штучки, мастера давить на психику.

– Кому-кому, а мне этого не миновать. Если первый сообщил, будь готов: затаскают по полной программе.

– От этих цыган одни неприятности. Нет худа без добра – в ближайшие пять лет они здесь не появятся.

– Ну, у тебя и логика, – возмутился Атаман. – Женщины погибли, дети…

– На нашей работе кожа знаешь какая вырастает – с три пальца толщиной. Такому злодейству, конечно, нет оправданий и быть не может. Но ты бы знал, сколько крови нам портит этот народ – все от мала до велика. Попрошайничество, воровство, мошенничество. Ихние бабы уже прекратили гадать, на такой мякине мало кого проведешь. Они теперь целительницы. Выбирают себе жертву и внушают, будто кто-то у нее в семье смертельно болен, нужно срочно меры принимать. Только попадут в квартиру – ни денег, ни золотых украшений.

– Как следствие? Что-то удалось узнать?

– Гильзы нашли в траве: от «ТТ», от обрезов. Гильзы Терпухин и сам видел, но надеялся услышать что-то новое.

– Следы копыт, – продолжал Филиппенко. – Разные отпечатки – не только твоей лошади.

Атаман кивнул в задумчивости.

– Может, еще что нашли, – пожал плечами милиционер. – Подробных пресс-конференций для личного состава у нас не устраивают, у каждого своего дерьма по горло.

«Нет худа без добра», – еще долго звучало в ушах Терпухина. Страшно, когда по сердцам обычных, вменяемых людей проходит межа – «чужие» и «свои», «наши» и «не наши». «Не наши» тоже, конечно, люди. Но вреда от них больше, чем от насекомых. Лучше бы они не мелькали совсем. С одной стороны, конечно, жалко. А с другой – что они здесь потеряли? Чего ходят- бродят?

У Терпухина, сколько он себя помнил, было другое чувство. Чувство сына и хозяина казачьей земли. Он ощущал вину, если гостей здесь обижали, если в крае кого-то несправедливо притесняли как иноверцев или просто иноплеменников. Преступник должен сидеть в тюрьме, порядочный человек – пользоваться уважением. Простое и ясное правило.