Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

— Здравствуйте, — обратился я к нему. — Мне нужен Кузьмич, бригадир.

— Ну, я бригадир, — ответил мужчина.

— Я от Ивана Васильевича.

— Вижу. Лошадь его да и розвальни тоже. А сам-то он где?

— Остался в Зайцеве.

Кузьмич заглянул мне в глаза:

— Обычно Елку свою он никому не доверяет. Ну, коль доверил, значит, причина была. Надолго приехали?

— На день, а там видно будет…

— Проходите в избу, я распрягу лошадь.

В горнице было тепло. На столе горела керосиновая лампа. Возле нее сидела хозяйка и чинила мужскую одежду. С моим появлением хозяйка отложила ее, поздоровалась, приняла от меня пальто, шапку и щелкнула выключателем. Электрический свет залил горницу. Стали хорошо видны обитый фанерой потолок, оклеенные газетами стены, несколько фотографий в деревянной рамке, ходики с чугунными шишками на цепях, горшки с цветами на подоконниках, двуспальная кровать, стол, несколько табуреток.

— Ну вот, устроила иллюминацию, — сказал, войдя в избу, бригадир. — Всю грязь напоказ выставила. Выключи! — И добавил, уже для меня: — С ремонтом до подключения электричества не управились, потому и сидим на керосине, так вроде спокойней… Небось, проголодались?

— Я пообедал у Ивана Васильевича.

— Тогда хоть молочка попейте.

Хозяйка поставила на стол кринку молока, чашки.

— Как там участковый поживает? — поинтересовался Кузьмич.

— Ничего, привет передавал.

— Дельный мужик, двух лет не работает, а порядку больше стало — пьяниц, дебоширов поприжал, да и нечистых на руку — тоже. До него находились такие. Летом пили, не просыхая, а осенью с колхозного поля, как со своего участка, урожай к себе тащили, а то и на сторону. Двух он оформил, другие притихли… Твердый, решительный мужик. Власть показать любит, но и уважением пользуется. Актив завел, опереться есть на кого…

Бригадир разлил молоко по чашкам.

— А я вот бабьим войском командую. До войны деревня была как деревня, теперь шесть дворов осталось. Ни одного мужика. Кто с войны не пришел, кто в город подался. В одной избе цыган поселили — к оседлости приучают, к труду. Не получается. Ну и семейка! На работу — калачом не заманишь. Только бы плясать, гадать да спекулировать.

— А девчата в деревне есть?

— Одна. И та цыганка. Соня.

— Красивая?

Кузьмич усмехнулся:

— Ты зачем приехал, молодой человек? Уж не свататься ли?

— Посмотрю. Может, и посватаюсь.

— Она ничего. Грязновата, правда, но ничего…

— И бусы носит?

— Что за цыганка без бус? Были, сам видел.

— Какие?

— Диковинные, из янтаря, а снизу лист с жуком.

Я поперхнулся молоком:

— А когда вы видели их в последний раз?

— Перед заморозками.

— Вот они-то мне и нужны! — признался я, сдерживая волнение, и рассказал бригадиру о деле.

— Послушай старого разведчика, — посоветовал Кузьмич. — Завтра утром я зайду к цыганам, как бы проведать их. Ты пока в избе сиди. Выясню обстановку, тогда и решай, что дальше делать.

Я согласился с ним.

— Ну что, пора на боковую? — спросил Кузьмич, зевнув. — Жена, приготовь-ка гостю постель, сами на печке ляжем.

Нырнув под ватное одеяло, я с удовольствием, заложив руки под голову, вытянулся и попытался представить себе завтрашнее утро. Неужели удача отвернется от меня? Нет, такого быть не должно…

Кузьмич задул лампу, влез на печку, пошептался о чем-то с хозяйкой и умолк. Я перевернулся на грудь, засунул руки под подушку и вскоре задремал. Вдруг сон как рукой сняло. Сначала в одном, потом в другом, в третьем месте по стене, у которой стояла кровать, что-то забегало, зашуршало… Я прислушался: тараканы! Сколько их? Судя по шороху — полчища. Я лежал, не двигаясь. Зачесалась кожа на руках, на шее… Неужели еще и клопы? Я сунул пальцы за ворот рубахи, понюхал их — точно, клопы…

Откуда-то справа, от потолка доносилось тихое посапывание гостеприимных хозяев. Будить их, зажигать свет я не рискнул и, решив, что у меня нет иного выхода, как всю ночь вращаться вокруг своей оси, стал терпеливо ждать наступления утра.

Едва забрезжил рассвет, Кузьмич слез с печки и, увидев, что я лежу с открытыми глазами, спросил:

— Ну, как спалось?

— Отлично, — ответил я, сел и, беспрестанно зевая, начал одеваться.

Позавтракали плотно — жаренной с салом картошкой и молоком. Бригадир, кряхтя, натянул сапоги, напялил шапку, взял старенький ватник, закурил и вышел. Через окно я видел, как он не спеша подмел тропинку к дороге и двинулся дальше, к соседней избе.