Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

Обыск длился недолго. Квартира состояла из одной комнаты и ниши. Ниша оказалась забитой бутылками из-под портвейна и водки. Комната была обставлена просто, и ее осмотр ничего интересного не дал. Я забрал у Гущина только записную книжку, в которой имелись адреса тети Тани, Яна Карловича Густавсона, какого-то Коли с Пулковского шоссе, Виктора с Баскова переулка…

— Ну что ж, поехали, — предложил я, и Гущин, не говоря ни слова, стал одеваться.

В прокуратуре он молчал и только у шофера такси Ершова, опознавшего его, спросил:

— Не ошибаетесь?

— Нет, это были именно вы, — уверенно ответил Ершов.

Я объявил Гущину протоколы опознания его фотокарточки сторожами. Гущин поморщился, но не проронил ни слова.

На очных ставках с Ершовым, Тимофеевым и Диньмухамедовым он тоже больше слушал, чем говорил. Попытки расположить его, показать ему нелепость отрицания вины никаких результатов не дали. Я взял у Гущина отпечатки пальцев, попросил Каракозова отвезти их на экспертизу, получил санкцию на арест и привел ее в исполнение.

Когда в коридоре стихли шаги конвоира, в дверь кабинета постучали.

— Можно поговорить с вами? — спросила женщина, в которой я сразу узнал жену арестованного.

— Попробуйте.

Гущина приблизилась к столу, держа за руку мальчика. Тот потянулся к стакану с цветными карандашами и опрокинул его. Подобрав карандаши, я положил их вместе с листом бумаги на приставной столик, посадил за него мальчика и обратился к женщине:

— Слушаю вас.

— Я пришла… чтобы сказать… что ничего не знаю, — начала Гущина, и ее слова удивили меня. — Но уверяю вас… Саша не мог сам сделать что-то плохое. Он не такой, он добрый… Если Саша оказался в чем-то замешан, то только благодаря дружкам… В декабре он привел домой одного, звали Бобом, Борисом, фамилия, кажется, Гудков… Этот Гудков, как я поняла, когда-то мичманом был, потом за пьянки его выгнали со службы. Работал завгаром, торговал запчастями, был снова уволен. Последние два года ездил на «аварийке» шофером. С него я Сашу перестала узнавать. Появится Боб, Саша уходит на ночь, потом пьют… Как на работе держали — ума не приложу.

— Где живет Гудков? — спросил я.

— В доме сто сорок пять по Московскому проспекту, в отдельной квартире, жена у него дворником работает…

— Приму все это к сведению, — пообещал я.

После взятия Гущина под стражу мне нужно было посетить его в следственном изоляторе. Это было правилом — не потому, что я ждал признания, а потому, что у арестованного могли возникнуть просьбы бытового характера. На следующий день я приехал туда, заполнил требование о вызове Гущина и стал ждать его.

Он пришел какой-то помятый, не выспавшийся, бледный, сел на стул и, опустив голову, принялся растирать ладони.

— Александр Федорович, — обратился я к нему, — как вы смотрите на результаты вчерашнего дня?

Гущин молчал.

— Говорить будем? — настаивал я.

— О чем? — спросил Гущин. — Если у вас есть, за что меня судить, — судите.

Я рассказал ему о разговоре с женой, о ее отношении к нему, вспомнил, как сынишка рассыпал карандаши, Гущин сжался.

— Дайте мне свидание с ребенком, — попросил он.

— Нет, это исключено. Детей в тюрьму не водят.

— Тогда с женой. После свидания я дам показания…

— Не будем торговаться, Гущин. Если хотите рассказывать правду — рассказывайте.

— Дайте свидание! — взмолился Гущин. — Клянусь, что не обману вас, я понимаю: все кончено…

— Нет! — отрезал я. — Не занимайтесь вымогательством!

Гущин сник. Он еще некоторое время рассматривал свои ладони, потом резко выпрямился и спросил:

— Сколько краж я должен признать?

— Ровно столько, сколько совершили.

— Я и сам не знаю, сколько их было. Что-то около двадцати… Так? А в общем — все, которые были в нашем районе, начиная с декабря прошлого года. Тогда попался на валенках Леднев. До этого он занимался шинами вместе с этим пузатым, с Бобом… Костя сел, Боб остался один, предложил мне… Мы раньше на Октябрьском рынке встречались. Я согласился по пьянке, и пошло… Последний раз сняли крашенные чем-то белым колеса с прицепов за Домом культуры Капранова, кажется, шесть штук, отвезли в Веселый Поселок, Яну. До этого с Бобом взяли две покрышки из кладовой автобазы и пять колес с машин «скорой помощи». Продали на Октябрьском рынке. Возили еще на Десятую линию тете Тане, на Пулковское шоссе, на Басков, чаще на Борькиной «аварийке», иногда на такси. В общем, все, что у вас есть с декабря, — мое и Боба.