Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ.
Это был бюст Некрасова. Хотите — верьте, хотите — нет, но теперь мне было уже не страшно, а стыдно… ужасно стыдно за то, что влип в грязную историю и ничего не могу поделать.
— Действительно, ситуация была не из приятных, — заметил я, взглянув на Каракозова. Лейтенант сидел неподвижно и, казалось, впитывал в себя каждое слово.
— Вскоре я снова увидел длинного, — продолжал Серебров. — От склепа, который стоял за могилой Некрасова, он катил что-то круглое, черное. Когда он дошел до ворот, я понял, что это грузовая покрышка. Длинный бросил ее около нас и снова отправился к склепу. Он прикатил оттуда еще одну покрышку. Тогда из машины вылез толстый, и они вдвоем заложили обе покрышки в багажник. Толстый спросил: «Куда поедем?» Длинный ответил: «На Десятую линию, сорок один». Я стал разворачиваться. Длинный повеселел, показал пальцем на стену собора и прочитал стихи:
Вот они, жирные ляжки
Этой похабной стены.
Здесь по ночам монашки
Снимают с Христа штаны.
Он спросил у толстого: «Кто сочинил?» Тот ответил: «Не знаю». — «Дурак ты, Боб, — засмеялся длинный. — Это Есенин».
Я выехал на Московский и стал думать о том, как бы сдать этих подонков. Но кругом было пусто. Мы приехали на Васильевский. Из машины вылез длинный, сходил во двор дома сорок один, вернулся и сказал: «Его нет, он уехал. Что будем делать?»— «Махнем на Басков», — ответил маленький. «Там, наверное, тоже никого нет, поехали на Октябрьский рынок», — предложил длинный. Толстяк согласился…
Мы к Каракозовым переглянулись.
— Я не так рассказываю? — спросил, заметив это, Серебров.
— Все правильно, — ответил я. — Мы вас внимательно слушаем.
— Так вот. У ворот мы остановились. Длинный сказал мне: «Посигналь, только не очень». Я посигналил. За воротами забегали два мужика — один какой-то раскосый, видно, не русский, второй — однорукий. Длинный высунулся из машины, крикнул однорукому, как старому знакомому: «Открывай, Тимоша!» Ворота развели оба. «Давай на задний двор», — сказал длинный. Я обрадовался. Думаю: «Там есть пикет милиции, там я их и сдам». Но когда подъехал к нему, он оказался закрытым на замок. Длинный пошел к колхозной машине, разбудил шофера, привел с собой. Они стали выгружать покрышки. Я тоже вышел и закурил. Вот тут-то я рассмотрел их поподробней. У длинного лицо было худое, брови светлые, передние зубы вставные, из белого металла, шея тонкая, жилистая, с кадыком, а на кистях рук татуировки. На левой — «Нет в жизни счастья», на правой — «Люблю с первого взгляда» и «Костя». Толстяк был чернявый, круглолицый, с двойным подбородком, маленькими глазками и поднятым кверху кончиком носа. От этого он и напоминал поросенка. Во рту у него было полно золотых зубов. Татуировок я не заметил.
Колхозный шофер рассчитался с толстым. Тот посмотрел на мой счетчик, а длинный сказал ему: «Добавь на полбанки», и они пошли к сторожам. Те поклонились им, а я доехал до ближайшей телефонной будки, набрал 02 и рассказал все, как было. Приехал милиционер, забрал у колхозника шины, а задерживать было уже некого. Потом я возил сотрудника на кладбище. Он, вроде, нашел поблизости какой-то гараж, откуда в ту ночь была совершена кража. Только там ему сказали, что у них украли колеса в сборе, то есть покрышки с дисками. С мужиками, которые ворота открывали, мне делали ставки. Они, оказывается, работали сторожами. Ушлый народ. Со мной не спорили, говорили, что, возможно, так и было, но не помнят, а вот получение денег отрицали начисто. С тех пор меня не вызывали. Может, я что упустил? Если так, спрашивайте.
— Сергей Николаевич, у вас есть вопросы? — обратился я к Каракозову.
— Хочу уточнить, — сказал оперуполномоченный, — хорошо ли помнит свидетель, что у длинного была наколка «Костя» и не видел ли он на его лице родинок?
— Татуировка «Костя» была. Это точно, а родинок не было.
— А во что они были одеты?
— Толстый — в черную флотскую шинель и черную меховую шапку с кожаным верхом, потрепанную. Длинный был в черном демисезонном пальто и старой шляпе, кажется коричневой.
— Спасибо, — поблагодарил я шофера и, отпустив свидетеля, повернулся к Каракозову. Оперуполномоченный как будто ждал этого момента:
— Надо срочно брать в работу сторожей, — сказал он.
— Согласен с тобой, Сережа, — ответил я. — Но сейчас — по домам.
Мы вышли на улицу вместе. Было тепло и тихо, как бывает в Ленинграде в последние дни лета. И пустынно. Трудовой день давно кончился, город засыпал…
Читать дальше