Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

В прихожей я увидел старушку. С непокрытой головой, в зимнем пальто она сидела на стуле и растерянно смотрела в комнату.

— Как вас зовут, бабушка? — обратился я к ней.

— Серафима Ивановна.

— Вы одна живете?

— С мужем. Он в Ленинграде, на встрече однополчан.

— Когда вы обнаружили кражу?

— Полчаса назад, как вернулась из города.

— А в городе сколько пробыли?

— С утра. Собиралась к обеду быть дома, да вот не успела.

— Что у вас украли?

— Не знаю, милый, не смотрела еще.

Мы вошли в комнату. В ней царил хаос. Все, что можно было выбросить из шкафа, комода и чемоданов, валялось на полу. Постояв некоторое время в оцепенении, Серафима Ивановна стала перебирать свои вещи.

— Нет мужниного пальто, нового, с каракулевым воротником, — сказала она. — Не вижу его кожанки и отреза шерсти на костюм.

— Все?

— Вроде бы все.

Серафима Ивановна еще раз окинула взглядом комнату, заглянула в шкаф, вышла на кухню и тут же вернулась:

— Мускат выпили… Пустая бутылка стоит.

Я попросил Сычева и оперативника, который был с ним, побеседовать с жильцами домов, а сам приступил к осмотру квартиры. Я искал пригодные для исследования отпечатки пальцев, но они отсутствовали даже на бутылке муската.

К концу осмотра вернулись работники милиции и доложили, что опрошенные жильцы о краже ничего не знают и подозрительных лиц на территории городка не видели. Назревал очередной «глухарь»…

Перед тем как уехать восвояси, я предложил Сычеву повторить обход квартир вечером, когда люди вернутся с работы, и поговорить со всеми, без исключения.

На следующий день мне позвонили из угрозыска и сообщили, что соседка Серафимы Ивановны, по словам жилички с первого этажа, будто бы знает, кто совершил кражу, и если бы обокрали кого-то другого, а не эту вредную старуху, она бы помогла, а так помогать не будет.

— Где работает эта соседка? — спросил я.

— На мясокомбинате, кладовщицей.

Когда стемнело, я поехал в поселок, нашел женщину, на которую ссылалась милиция. Она подтвердила все, что мне было известно о высказываниях соседки Серафимы Ивановны, но не больше. Тогда я поднялся на второй этаж, позвонил Серафиме Ивановне. Мне никто не открыл. Я вышел во двор, закурил, посмотрел на ее окна. Они были темными. Но горел электрический свет в квартире соседки. Я решил поговорить с ней напрямую, долго звонил, и все безрезультатно. Потом спустился вниз, снова взглянул на ее окна и обнаружил, что они тоже стали темными. А время было «детское» — что-то около семи часов вечера. «Прячется», — подумал я, в третий раз поднялся наверх и забарабанил в дверь. За дверью послышался шорох, женский голос спросил:

— Кто там?

— Следователь, — ответил я.

Щелкнул один замок, второй, дверь открылась, и я увидел на пороге довольно молодую крупную, полногрудую женщину в шелковом цветастом халате и тапочках с пушистыми помпонами. На ее лице я не нашел и тени приветливости.

— Может быть, разрешите войти? — спросил я.

— Только без папиросы. У нас не курят.

Я выбросил папиросу в мусорное ведро, и женщина нехотя впустила меня в квартиру. Она состояла из одной комнаты, но обстановка — полированная мебель, ковры, обилие хрусталя — не оставляла сомнения в зажиточности ее хозяйки.

— Не отвлекайся, это тебя не касается, делай уроки, — сказала женщина белокурому мальчишке лет восьми, сидевшему возле окна за письменным столом. Тот уткнулся в тетрадь.

Не дожидаясь, пока хозяйка предложит мне сесть, я отодвинул от обеденного стола один из стульев и опустился на него:

— Давайте знакомиться. Как вас зовут?

— Нора…

— А точнее?

— Элеонора Степановна.

— Меня зовут Дмитрий Михайлович.

Я рассказал ей о цели своего визита. Элеонора Степановна внимательно, покусывая губы, выслушала меня и, когда настала ее очередь, спокойно ответила:

— Чепуха. Так и запишите. Пусть болтают что хотят. Я ничего не знаю. Слышала только, что обокрали соседку, а кто обокрал — понятия не имею и ни с кем об этом не говорила. Приведите мне того человека, я ему в глаза плюну…

Мальчишка перестал писать и искоса посмотрел на мать. Элеонора Степановна заметила это.

— Я тебе что сказала?! Повернись и делай уроки! Некрасиво подслушивать чужой разговор! — раздраженно крикнула она сыну и уже для меня добавила — Мы мешаем ему… Поверьте, если бы я знала что-нибудь, то не стала бы скрывать от вас.

Ее слова звучали довольно убедительно. Я даже засомневался: не наговаривает ли на нее жиличка с первого этажа? Простившись с Элеонорой Степановной, я спустился к ней. Нет, эта женщина стояла на своем. «Зачем мне все это придумывать? Если бы у нас отношения были плохие, другое дело», — говорила она, и с ее доводами тоже трудно было не согласиться.