Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

— Наконец-то, — вздохнула Сильвинская. — Идите, сейчас накормлю.

Мне оставалось оформить результаты работы с ней, но сделал я это уже в милиции. Здесь Сильвинская дополнила свои показания маленькой деталью: летом Мошкин взял у нее пять рублей, долго не возвращал, а потом принес вместо них несколько простыней. Не сразу, по одной, сказал, что свои, и отдает их вместо денег. Разве я мог представить тогда, какую роль сыграет эта деталь!

Утром меня разбудил стук в дверь. Вошел милиционер:

— Малюгина не вы вызывали? Он у нас, в отделении.

— Передайте ему, чтобы никуда не уходил, — попросил я.

Взяв полотенце, я вышел в прихожую и заметил, что изо рта у меня идет пар, а вода в ведре покрыта корочкой льда. Умывшись и наскоро перекусив, я направился в милицию. Малюгин — длинный, кудлатый парень в очках и новом демисезонном пальто — ждал меня. Найдя свободный кабинет, я попросил свидетеля по возможности серьезно отнестись к разговору и задал ему только два вопроса: что ему известно о краже и о сложившихся между Мошкиным, Храпцовым и Коровиным взаимоотношениях.

— О краже я знаю не больше, чем другие, — спокойно ответил Малюгин. — Слышал, что магазин обокрали, велось следствие, но виновников не нашли. Только один раз, уже по весне, я почувствовал что-то неладное. Я зашел к ним за заваркой. Они стояли втроем у окна: в середине Коровин, а по сторонам от него Мошкин и Храп-цов. Мошкин держал Коровина за грудки и кричал: «Ты баланды не пробовал! Попробуешь — тогда и болтай!» Заметив меня, он замолчалг Коровин дал мне чаю и вышел из комнаты вместе со мной. Что у них там произошло, не знаю.

«И за это спасибо, Малюгин!» — подумал я, вернулся в гостиницу, быстро собрался и выехал на станцию. Работу в поселке я решил пока прекратить. По пути в Ленинград подвел итоги своей работы: в копилку доказательств, на ее дно, легли первые улики. Отныне она уже не была пустой, как прежде. Эти улики заставляли верить Коровину, тому Коровину, который разоблачал преступников, пока не смалодушничал, испугавшись угроз. Теперь предстояло выехать к Королевой и Горобцу, чтобы обеспечить неожиданность их допросов и исключить возможность установления ими контактов с Мошкиным.

Первым человеком, с которым я столкнулся в коридоре прокуратуры, был Чижов.

— Слушай, Дмитрий Михайлович, ты куда провалился? Уехал и как в воду канул! — обрушился он на меня. — Неужели позвонить не мог? Прокурор чуть не ежедневно спрашивает меня о тебе, а я ничего не знаю! Давай заходи…

Я объяснил ему причины, по которым не звонил. Чижов немного смягчился. По мере того как он узнавал о переменах в деле, настроение его становилось все лучше, а когда я заговорил о том, что после поездки в Новгород и Мурманск придется, возможно, подумать и об арестах, он воскликнул:

— Вот видишь! Дело на мази. Желаю успеха!

Новгород встретил меня мокрым снегом. Пришлось довольно долго колесить по его улицам, чтобы найти дом, в котором жила Королева. Соседка сказала, что она работает медсестрой и вернется домой после шести вечера. Я оставил ей повестку и отправился в кремль, который посещал всякий раз, когда приезжал сюда. Вечером, подходя к прокуратуре города, я еще издали заметил невысокую девушку, стоявшую на улице возле дверей. На ней были серый пуховый берет, зимнее пальто с заячьим воротником и черные боты. Из-под пальто белой полоской выбивался медицинский халат.

Когда я нашел место, где можно было поговорить с Королевой, и разъяснил ей цель своего приезда в Новгород, она съежилась и покраснела. Затем между нами произошел следующий разговор:

— Вы были знакомы с Мошкиным? — спросил я.

— Да… — ответила Королева.

— Как вы познакомились?

— Заочно. Первое письмо от него я получила летом, когда в газете поместили мою фотографию.

— Что он писал вам?

— Сообщал, что работает на комсомольской стройке бригадиром, пользуется уважением, но личная жизнь у него не сложилась.

— Вы ответили ему?

— Да. Неудобно было не отвечать.

— Что было дальше?

— Он стал писать часто, уверял, что тоскует и хочет повидаться со мной.

— Вы ему верили?

— Да.

— Что он еще писал?

— Обещал приехать в Новгород, а потом вдруг сообщил, что в его жизни возникли осложнения, которые могут отодвинуть встречу на несколько лет.

— Какие осложнения?

— Не знаю…

— Как развивались ваши отношения после этого?

— Настроение у него постоянно менялось. Его дела шли то хорошо, то плохо…