Версию они с Томиным составили по оперативным данным. А надо было получить доказательства, достаточные для прокурорской санкции на обыск.
— Сережка сегодня чуть не удрал гулять.
— А пороть ты его не пробовала? — в сердцах спросил Пал Палыч. — Пусть изволит поболеть! Дай ему жароповышающего, слабительного, придумай чего, но чтоб из дому ни ногой!
Хорошо, Миша Токарев уже не застал Кибрит у Знаменского, а то пришлось бы вдвое горше.
Едучи к следователю, не ждал он нападок: все-таки логово Чистодела разыскал, а что того накануне убили — он, Миша, не виноват.
И вдруг выяснилось, что виноват. На сколько уж процентов — не вычислишь, но виноват. Потому что не было шантажисту особой нужды физически уничтожать барабанщика; не представлял он опасности, даже если выпадал из цепи перекупщиков. Одно могло решить его судьбу: шантажист узнал, что милиции известны приметы Чистодела, что их обоих ищут. И тут он не пожалел усилий, чтобы обрубить концы.
А откуда узнал, что их ищут? Конечно, от Праховой. А та — от Миши, проявившего позорную слабину и лопоухость.
Иной кто на месте Пал Палыча разнес бы Токарева на все корки, да еще, пожалуй, накапал бы начальству. Знаменский же только продемонстрировал «бефстроганов» и спросил:
— Ну почему ты, скажи на милость, не объяснил тогда же, что лопухнулся?!
— Какое-то затмение, Пал Палыч… — Токарев осип от увиденного. — Но не среагировала Прахова на словесные портреты, это точно. А до того я у нее сидел-сидел… Она мне совершенно задурила голову. Не старуха, а конец света! Часа два бился попусту…
(Два двадцать, уточнил про себя Знаменский. Новая техника работала исправно, запечатлела и Токарева и Настю, выбегавшую куда-то перед уходом шантажиста).
И тут разговор принял новое течение и весь сосредоточился на Борисе Миркине. И Миша наконец-то ощутил, что способен принести Пал Палычу реальную пользу — тот готовился к решающему допросу и любую черту и черточку характера Миркина схватывал и впитывал и требовал еще и еще. А поскольку память у Миши была магнитофонная, то вся праховская словесная дребедень перекочевала в уши Знаменского, и, прощаясь, тот поблагодарил Мишу тепло и серьезно и попросил побыть на рабочем месте.
Миркин был готов к очередному натиску следователя. Прошлый раз расстались на том, что «полежит на коечке, авось что вспомнит». И он усердно «вспоминал» и затверживал свои «воспоминания» и накачивал себя решимостью, не поддаваясь никаким уловкам, «каяться» строго по намеченному плану.
В кабинете Знаменского он ощутил некую наэлектризованность и взбаламученность и еще пуще напрягся для отпора. Но Пал Палыч имел вид задумчивый. Пил крепкий чай из термоса. На столе стоял второй стакан и горкой лежали дешевые конфеты.
— Если хотите — ухаживайте за собой сами.
Миркину было не до чаю.
— Странно: видел вчера сон, и сегодня он сбылся, да так жутко… — Знаменский хлебнул из стакана, скатал в шарик конфетную обертку. — До того, как вы начнете излагать то, что приготовили, Борис Семенович, один вопрос: Чистодел не поминал, откуда привозят шлих, из каких краев? Есть, что сказать, Борис Семенович, не скрывайте, зачтется.
Скрывать вроде бы нет смысла — прикинул Миркин.
— Когда он предложил мне песок, я, чтобы сбить цену, говорю: небось примесей много, с ним работать трудно, а он говорит: не беспокойся, золото высокопробное, сусуманское.
— Что значит «сусуманское»?
— Не знаю. Я ему вида не подал, но, честное слово, не знаю.
Знаменский набрал внутренний номер:
— Миша, я. Что такое «сусуманское» золото?
— Сусуманские прииски восточнее Оймякона, — без запинки отрапортовал Токарев. — А Оймякон — полюс холода.
— Как туда добираются?
— Через Хабаровск.
— Ага. Томин поехал в Домодедово, будь другом, пусть его тоже сориентируют в географии.
Пал Палыч долил горяченького из термоса.
— Дрянные конфеты, — и полез в ящик за пачкой рафинада.
Заодно вынул пенсионное фото Сергеева Петра Ивановича и положил перед Миркиным.
— Д-да, это он… Удалось найти? И задержали? — взволновался Миркин.
«Если Чистодела взяли, устроят очную ставку. Что из него успели вытрясти?»
— Найти-то нашли. Только вот… не задержали, — Знаменский звякал ложкой, размешивая чай. — Он в оркестрике духовом подхалтуривал на похоронах. Знали?
— Нет.
— Бухал в барабан.
«К чему это все? Раз упустили. Его, что ли, в Домодедове ловят? Глупость какая».
Читать дальше