Владимир Окороков - Домик у моря

– Тебя как зовут? – обратился Коршунов к их вынужденному помощнику.

– Олег – попытался улыбнуться тот.

– Иди-ка, Олег, ворота открой. Надо наш «Гелик» загнать во

двор, чтобы в глаза не бросался. Только не вздумай шутки шутить.

– Сейчас сделаем – Олег бросился к воротам.

Уже через пять минут «Гелендваген» стоял на территории усадьбы, ворота закрыты и ничто не указывало на то, что неприступная с виду «крепость» уже захвачена. Причем очень быстро и элегантно, без стрельбы и шума.

– Показывай – неприязненно бросил Коршунов Олегу, когда он запустив «Гелендваген» во двор усадьбы, по взмаху руки Степана угодливо подбежал к нему.

– Кого показывать? – подобострастно выпучил на него свои глаза Олег.

–Корову – рявкнул Степан – и повернулся к Олегу чтобы схватить его за ворот куртки, но было уже поздно. Страшнейший удар в челюсть приподнял Олега над землей и швырнул прямо на кирпичное здание, служившее то ли гаражом, то ли мастерской. Шмякнувшись о стену, тот словно тряпичная кукла, завалился на бок и медленно сполз на землю.

– Не переборщил? – Степан бросил испуганный взгляд на Коршунова.

– Да и хрен с ним – пробурчал тот, нащупывая сонную артерию на шее Олега. – Ничего, минут через пятнадцать оклемается.

– Леха, – крикнул Степан в сторону «Гелендвагена», – давай сюда Альбертика. Да, еще наручники прихвати.

– Я знаю где они держали стариков – не дожидаясь вопроса, выпалил готовый к услугам Альберт Игоревич – давайте покажу.

– Ну, давай сотрудничай со следствием – злобно ухмыльнулся, Федр Семенович. Федор, сбросивший куртку на поленницу дров и теперь оставшись в одной белой рубашке, опутанный ремнями оперативной кобуры, предназначенной для скрытого ношения оружия, был похож на Джеймса Бонда. О чем ему заявил профессор, протягивая наручники.

– Здесь они раньше их держали – Альбертик ткнул пальцем в одну из дверей этого же здания.

– Вот наверное и ключи – Степан вытащил из кармана Олега связку ключей, запримеченную им еще когда тот открывал ворота.

Третий ключ на большой и тяжелой связке оказался как раз тем какой и был нужен. Ключ во внутреннем замке провернулся бесшумно, а дверь хоть и была металлической, открылась легко и плавно. В комнате было сумрачно и холодно. Одно окно, расположенное напротив входной двери, через мутные пыльные стекла плохо освещало весьма просторное помещение, больше похожее на гараж или склад и не предназначенное для жилья. После того, как глаза уже привыкли к полумраку и стали способны различать предметы, друзья к своему ужасу и одновременно к радости обнаружили в комнате пять человек. Ужас состоял в том, что люди наверняка находившиеся здесь уже сравнительно давно, буквально замерзали. Никакого отопления в помещении не было, стены были кирпичными, пол бетонный, а поскольку в сентябре уже ночи, да и дни были холодными, люди здесь рисковали не только простудиться и заболеть, но просто умереть от переохлаждения. К тому же все они, как и ожидалось, были люди пожилые, с массой хронических заболеваний, да к тому же истощены недостатком питания и воды. Зрелище было поистине чудовищное: три старушки лежали на старых матрасах заваленные кучей старого тряпья, один старик закутавшись в грязное ватное одеяло, видимо ходивший до этого по комнате, взад и вперед, застыл в ожидании, у окна, с надеждой глядя на входивших людей. Еще один дед, тоже укутанный в одеяло, спал в углу под каким-то верстаком.

– Где здесь жилое помещение? – крикнул Степан Альбертику, едва сдерживая себя, чтобы не звездануть тому кулаком в глаз.

– Сейчас, сейчас покажу, – заверещал перепуганный менеджер и побежал к соседнему деревянному зданию с балконом и верандой, но намного меньше чем основное сооружение.

Эвакуация стариков в новое просторное и теплое помещение заняла не очень много времени. Очухавшийся к тому времени Олег, вместе с незадачливым риелтером Альбертиком приняли самое активное в этом участие. Через, двадцать минут, все они уже находились в теплой, светлой и просторной комнате, служившей наверное гостиной, с жарко горящим камином. Еще через пять минут на стол гостиной из холодильника Алексей Иванович уже натаскал всевозможной еды, пива и водки. Он не отходил от бабы Шуры, которая постоянно плакала и все пыталась поцеловать кому-нибудь руку. Старики давно отчаились и внезапно пришедшая помощь их так взбудоражила и опьянила, что они стали как малые дети: заглядывали в глаза, пытались жаловаться, плакали, смеялись. А участник войны Владимир Андреевич Васильев, приняв на грудь сто граммов, требовал к немедленному ответу, мерзавцев, отнявших у него квартиру, называя их фашистами и грозя Нюрнбергским трибуналом.