Валерий Орлов фон Корф - Трудные девяностые

– Что вы хотите? – услышал он грубый голос.

– Хотел бы остановиться у вас на двое – трое суток.

– Паспорт! Читайте наши правила общежития!

Пока Санька углублялся в написанное, дежурный, вернее хозяин заведения, делал записи в толстом журнале. Позвав дежурную, он передал Саню в ее руки, сказав номер комнаты, и хотел было заняться своими делами, как увидел хромающую походку нового жильца.

– Что с ногой? Инвалид?

– Да, ноги нет!

Хозяин о чет-то быстро заговорил с женщиной. Потом сам взял вещи постояльца и подозрительно ласковым голосом стал описывать достоинства своей гостиницы; открыл дверь чистой комнаты с тремя кроватями. После суеты, передряг последних дней и ночей Саня провалился в тяжелый сон, в полу-беспамятстве он чувствовал присутствие каких-то людей, копошащихся в его вещах.

Проснулся он внезапно от пристального взгляда, яркая лампочка резала глаза, на соседней койке сидел мужчина лет сорока, чисто выбритый и почему-то в солдатской форме. Рук у мужчины не было, и рукава гимнастерки бессильно болтались внизу.

– Ты что новенький? С какого вокзала тебя привезли? Что тебе пообещал этот цыган? – безразличный, хриплый голос раздавался спокойным тоном, без видимого любопытства.

Саня лежал, слушал и не понимал о чем идет речь, сон еще дремал в его усталом теле. Постепенно картина стала проясняться, и он сообразил, что попал в притон калек, которые в метро и на улицах города клянчат деньги для своего хозяина. «Вот это влип в историю, надо отсюда выбираться и как можно скорее!»

Прощупав рукой в одежде глубоко убранные документы, он спокойно заговорил о жизни постояльцев. Через десять минут он узнал всю историю этой гостиницы. Вывеска – это просто ширма, за которой скрывается «нищенское дно». Хозяин – цыган, со своими помощниками зазывает с вокзалов калек и заставляет их работать на себя, прося милостыню. Поначалу он платит процент с собранных денег, а потом загоняет в «кабалу» и калеки работают на него только за еду и крышу над головой. Выхода отсюда нет! Документы, если они есть, цыган не отдает, а прячет в своем сейфе. Попавшие сюда люди оказываются на положении рабов. Такая перспектива жизни Саню не устраивала, и он решил, не поднимая шум вырваться из этой западни.

Утром он подошел к хозяину гостиницы, поблагодарил за ночлег, заплатил за сутки, сказав, что его ждут дела и надо идти. Цыган открыл свой сейф, долго рылся в бумагах, а потом, стукнув себя по лбу, сказал, что документы и паспорта жильцов вечером отнес в милицию на временную прописку, туда, видимо, попали и его документы. Саня не растерялся и спросил: «Где находится здание милиции?» Ему неохотно рассказали, как туда пройти.

В милиции с интересом выслушали его рассказ о гостинице и паспортах. Дежурный капитан сказал, что они давно наблюдают за этим притоном, но пока ничего сделать не могут; гостиница зарегистрирована официально и насильно там, по их сведениям, никого не удерживают; паспорт получить помогут. Дежурный отправил милиционера вместе с Санькой вытребовать документы. В гостинице никого не оказалось, кроме одной женщины. Она сказала, что хозяина срочно куда-то вызвали, и он придет только к вечеру. В десять часов вечера Санька с милиционером снова пришел к хозяину гостиницы. Увидев блюстителя порядка, цыган открыл сейф и достал долгожданный паспорт, сказав, что тот завалился за папки. Настойчивость спасла моего приятеля от возможных будущих бед.

В метро у Саньки произошла неприятная встреча с бывшими соседями по сгоревшему дому. К нему подошли двое приятелей Жердяя и с кривыми улыбками стали хвастать, что Жердяй исполнил свое обещание сделать его бомжем. Правда потом, с сожалением сообщили, что ему не повезло, около дама сбила машина. Потом, помолчали и тихо сообщили, что не все верят в историю с машиной, некоторые говорят, что Жердяя подстерегли и избили. Саня, сделав вид, что его эта история мало интересует, смотрел в сторону на прохожих и молчал. Больше ничего не добившись, двое приятелей растворились в толпе.

Около часа я сидел на скамейке в метро с бывшим летчиком, приятелем моей молодости, слушал его неторопливую речь и думал о жизни и своей, и его. В молодости у нас было так много радостных надежд, а в старости остались одни болезни, несчастья и несправедливость. Вырваться из этого страшного окружения практически невозможно.

Я предложил Сане пожить у меня на даче под Новгородом, недалеко от Валдая, но он отказался, сославшись, что ему нужно быть в городе и ходить по разным инстанциям. Еще теплится надежда, что он получит новое жилье или устроится в Дом ветеранов. Я оставил ему свой телефон, сказав: «Звони! Не пропадай!» И отправился по своим делам. Больше мы не встречались, звонков от него не было, из метро он исчез.