Павел Покровский: Vulgata

— Вы не понимаете. — Подследственный смотрит прямо в камеру. Взгляд его кажется равнодушным, но в глубине глаз появляются тревожные огоньки. — Мы выросли в ужасное время. В этом-то все и дело.

Пауза. Напряженную тишину нарушает только тихий гул аппаратуры, которая применялась для оперативной видеосъемки в две тысячи шестом году. Именно тогда была сделана запись, которую сейчас, девять лет спустя, изучает капитан полиции Николай Андреевич Спирин.

За кадром слышится его усталый голос:

— Что ты имеешь в виду, Саша? Объяснишь?

Подследственный целую минуту не издает ни звука. У него рыжие волосы, но на лице нет веснушек — напротив, оно поражает своей худобой и предсмертной бледностью.

Саше четырнадцать лет. Он устал.

Ему нужен наркотик.

Его потрескавшиеся губы кривятся в презрительной усмешке.

— Да чего тут объяснять? Вы все равно не поймете. Вы все такие хорошие, правильные. На словах.

— Кто — «вы»?

— Взрослые. Совки. Вас красивые слова говорить научили. И от всего оберегали. Вы знали только то, что вам позволяли знать. — Саша снова шмыгнул носом. Начал быстро-быстро моргать. Тон голоса повысился. — Только, понимаете, это вы виноваты, что мы стали такими.

— Кто — «вы»? Лично я?

Подросток рассмеялся.

— Ваше поколение. Вы же просрали страну. А нам, вашим детям, теперь расхлебывать.

За кадром послышался раздраженный вздох.

— Саш, а зачем ты мне все это говоришь?

— Вы спросили, зачем я сделал… то, что сделал. — Подросток метнул быстрый взгляд в сторону. Потер лицо ладонью. Ему хотелось закрыть лицо обеими руками, но он не решался. — Я и объясняю. Никогда, ни в одной стране мира дети не росли в таких условиях, как мы. Понимаете? В стране была разруха. Людей резали каждый день. Вы в детстве мультики смотрели. «Я на солнышке лежу», и все такое. А мы с пяти лет что видели? В новостях только трупы, заказные убийства, взрывы. В Чечне всякая херня творилась. Вы «Чистилище» смотрели? Мы все смотрели, хоть нам шесть лет было. А потом во дворе обсуждали. И смеялись. Нам было весело. Прикольно. Особенно девчонкам. Понимаете?

Мы были… сами по себе. Смотрели, что хотели, слушали, что хотели. В основном «Сектор Газа», конечно. Ну, там, рэп, блатняк. У меня отец очень блатняк любил. Да и матуша тоже. Я уж молчу про это дело. Вы знаете, когда я по телевизору в первый раз голые сиськи увидал? В три года! Причем родители рядом сидели. Знаете, что было? У меня встал. На мне тогда были, знаете, такие смешные детские колготки. И они спереди топорщились. А предки даже не заметили. Матуша захихикала, к отцу прильнула, а он ее обнял. А потом вдруг опомнились, отец повернулся ко мне, и строго так сказал: «Чего смотришь? Тебе еще рано». И потом они еще лет десять со мной сюсюкали, покупали мультики. Чего-то там мямлили про пестики и тычинки. Боялись травмировать мою психику. Вы хоть представляете, какими придурками я их считал?

— Они о тебе заботились.

— Че-то хреново получилось. Да я уже всю порнуху пересмотрел, и про секс все знал. В третьем классе уже девчонок тискал. Поймите — мы никакие не дети. Никогда ими не были. Мы все — уроды. Настоящие уроды. Монстры. А наши дети будут еще хуже. Вы знаете, что они говорят? Чем занимаются? Не знаете. Вот и мои родители не знали. Теперь, конечно, завоют, да уже поздно.

Подросток заерзал на стуле. Глаза его забегали, в них появилась злость и нетерпение.

— Долго еще? Заколебало. Дозу дайте.

— Потерпи еще немножко. Скоро закончим. Саша, ты все это собираешься на суде рассказывать? Про детство, 90-е и остальное.

Подросток снова презрительно усмехнулся.

— Мозги не полоскай, начальник. Суда никакого не будет. Я ж малолетка.

За кадром снова послышался вздох.

— Ну, проблемы у тебя будут. Ладно. Скажи все-таки, зачем ты ввязался в это дело? Ты хороший, умный парень. Из приличной семьи. Родители тебя любят.

Подследственный криво улыбнулся.

— Любят? Кого ? Они ничего обо мне не знают. А ввязался я за бабло.

— Зачем тебе деньги? На героин?

— На героин. — Подросток выпрямился, глядя в камеру. Он гордился своей «взрослостью».

Николай Спирин нажал кнопку паузы. Лента остановилась. На экране телевизора застыло ухмыляющееся лицо Саши. Он казался наглым и уверенным в себе, а глаза кричали: «Помогите!».

— Если бы я тогда заметил, — пробормотал капитан. Он сидел на кожаном диване в кабинете для оперативных совещаний. В забранное частой решеткой окно били лучи утреннего солнца. На дворе стояла весна 2015-го года.