Алистер Маклин - Страх открывает двери

Впервые на лице генерала появились какие-то эмоциональные оттенки. Даже борода и усы не смогли скрыть того, как сузились его глаза, сжались губы, а щеки слегка, но заметно побледнели. Он медленно облизывал губы и смотрел на Вайланда.

— Вы что-нибудь знали об этом? Какая-то доля правды в этом…

— Яблонски просто хочет отвести душу, — вкрадчиво заметил тот. — Отправим эту парочку в другую комнату, генерал! Нам нужно поговорить.

Генерал хмуро кивнул. Вайланд взглянул на Ройала. Тот улыбнулся и сказал ровным голосом:

— Ну, вы оба, выйдите! И оставьте свой «маузер» здесь, Яблонски.

— А если я откажусь?

— Ваш чек все еще не оплачен, — туманно сказал Ройал. Ясно, что они все слышали.

Яблонски положил револьвер на стол. У Ройала в руках оружия не было — правда, с его молниеносной способностью реагировать он и не нуждался в том, чтобы держать его наготове.

Наркоман Ларри подошел ко мне сзади и с такой силой ткнул меня своим пистолетом в поясницу, что я вскрикнул от боли. Так как никто на это не среагировал, пришлось мне самому проявить активность, я прошипел:

— Попробуй повторить такую штучку, вонючий наркоман, и дантисту понадобится целый год, чтобы привести в порядок твои челюсти!

Он не заставил себя ждать и дважды повторил свой маневр — причем с такой же силой, что и в первый раз, а когда я повернулся к нему, он с неожиданной быстротой отскочил в сторону, успев сильно смазать меня по щеке дулом своего пистолета. Стоя в четырех футах от меня, он направил пистолет мне в живот, его ненормальные глаза буквально плясали, а злобная усмешка словно приглашала меня к нападению. Я вытер с лица кровь и, повернувшись, вышел за дверь.

Там меня поджидал Валентино с пистолетом в руке. На нем были тяжелые сапоги с металлическими подковками, и к тому времени, когда Ройал лениво вышел из библиотеки, закрыл за собой дверь и остановил Валентино единственным произнесенным словом, я уже не мог ходить.

Короче говоря, в эту ночь мне страшно не везло. Яблонски помог мне встать и посадил в кресло. Я посмотрел на усмехающегося Валентино, стоящего в дверях, потом — на Ларри и мысленно занес обоих в свой «черный список».

В этой комнате мы пробыли, пожалуй, минут десять. Мы с Яблонским сидели, наркоман ходил взад-вперед, держа пистолет и надеясь, что я хотя бы поведу бровью. Никто не произнес ни слова, пока не появился дворецкий и не сказал, что генерал хочет нас видеть. Мы снова потянулись в библиотеку. На этот раз мне удалось благополучно миновать Валентино. Может быть, он повредил ногу, но скорее всего это не так — ему велели оставить меня в покое. А компания тут собралась такая, что не любит повторять свои приказы.

За время нашего отсутствия атмосфера в библиотеке заметно изменилась. Девушка все еще сидела у камина, понуро опустив голову, и отблески огня играли на ее светлых волосах, но Вайланд и генерал, по-видимому, были спокойны. Чувствовалось, что между ними восстановилось доверие, и генерал даже улыбался. На столе лежали две-три газеты, и я мрачно подумал, а не в этих ли газетах под заголовками «Разыскивается убийца!», «Констебль убит» и «Шериф ранен» говорится о моей личности? И не эти ли газеты помогли генералу и Вайланду договориться?

И словно для того, чтобы подчеркнуть изменившуюся атмосферу в библиотеке, лакей внес поднос со стаканами, графинами и сифоном с содовой. Лакей был еще совсем молодой, но шел он какой-то скованной походкой — тяжелой и неуклюжей — и опустил поднос на стол с таким усилием, что казалось, вы вот-вот услышите скрип его суставов. Лицо его было неприятного и странного цвета. Я взглянул на него и быстро отвел взгляд, надеясь, что мое лицо не выдало им того, что я внезапно понял.

И лакей, и дворецкий были, видимо, хорошо начитаны по части этикета: они отлично знали, как себя вести. Лакей принес напитки, дворецкий подносил их присутствующим: девушке — шерри, мужчинам — виски. Подчеркнуто обойдя наркомана, дворецкий, наконец, остановился напротив меня. Мой взгляд перешел с его жидких волосатых запястий на его переломанный нос, а затем на генерала. Тот кивнул, и я снова уставился на серебряный поднос. Гордость говорила: нет! Великолепный аромат, исходивший от янтарной жидкости, налитой из треугольного графина, говорил: да! Гордость натолкнулась на серьезное препятствие: чувство голода, промокшую одежду и избиение, которому я только что подвергся, и аромат победил. Я взял стакан и посмотрел поверх него на генерала.