Легитимный Легат - Под небом

– Ну, хоть не побираемся по чужим карманам.

На этом по надеждам Рони их диалог и должен был оборваться. Кабан бы пошел по своим свинорыльным делам, а Рони обстряпывал план отступления. Но его усадили крепкой рукой на деревянный стул (самый хлипкий и жалкий из прочих!), да сели напротив. Тем самым рылом, значится, и поглядывая.

И нос не прочистить без пристального надзора, и ругаться горло болит. Еще и рамка эта! Будто насмехается граф Йельс, даже когда по его лику тараканы ползают в ночи.

Так они и сидели с кабаном еще пятнадцать минут. Через распахнутые ставни шумела улица. Солнце ошпарило Гэтшир: впервые за месяц город попал в лапы безоблачного неба. Попал и Рони, да только не в те.

Теперь и раскрытое окно не подарит свободы – связанным, без оснастки только колени разбить об землю.

Через полчаса он стал клевать носом и обозлился по-страшному – сразу видно, что кабан-то совсем его в трофеи не заслужил: сонливости ни в одном глазу. Режим у него совершенно нелетный, дневной. Точно вялый жандарм, полгода назад переученный в коршуны. Ему бы музей открыть – человеку, собранному из одних недостатков.

При всех прочих достоинствах, Рони свою голову светлой не считал. Так оно и честнее будет. Тем более, та не осилила загадку ночной облавы. С чего бы так надрываться коршунам, да еще и жандармов подключать, силки ставить? Откуда взялись легкокрылые мастера – пять лет с такими не встречался, только байки слышал. На то ведь они и байки, чтобы повеселиться, ужаснуться, да и забыть – мало ли что в пабе какой дурак сболтнет? Жанет бы предупредила, она их всех знает. Обязательно бы сказа…

Рони почти подпрыгнул от озарения. Коршун-то приезжий, а Жанет всю жизнь в Гэтшире хозяйничала! Вот и разгадка. Только какой с нее теперь прок? Угадай-ка, для чего столь умелых коршунов свезли, да еще и по их души. Не столица же, так стараться.

Страшно захотелось воды. И Рони удивился, что почувствовал жажду только сейчас, уже после погони и полутора часов отдыха. Не успел он скорчить предельно наглую морду, чтобы не так постыдно было просить об одолжении, как дверь распахнулась.

Припомни беду, вот и она на пороге.

– Виктор, – крупная ладонь кабана потянулась в приветствии, замерла на миг и свесилась обратно, как увядший цветок.

Черно-белый коршун только скудно кивнул. Пришел уже без оснастки, зато с рюкзаком: скинул ношу на один из стульев. В ноше что-то жалобно звякнуло.

Заявился, как хозяин всей этой дыры, и уселся напротив, от кабана по правую руку. Тот, кажется, занервничал от его присутствия.

– Чем обязан? – Рони гнусавил с важным видом.

Кабан цокнул языком, а Рони тому и рад.

– А ты и правда неплох, Рони, – без объяснений начал коршун. – Легко берешь разницу в два этажа, не запыхался в трех районах, а у Кемаля мы тебя вообще чуть не проворонили.

Знает по имени. Только сейчас разведал – или до того? С другой стороны, как это – про Рьяных знать, а имя его не выведать? Как бы важно коршун ни расселся, ногу на ногу закинув, они все еще на равных.

– Угу, чуть, – с неудовольствием согласился Рони, проверяя носком дыру в полу. Разговорами время тянут, а это лучше, чем к наказанию спешить. – Других поймали?

Вклинился кабан, оскалился:

– Скоро свидитесь.

Врет. И летает дурно, и врать его не учили. Хоть бы и правда врал – так неумело, быстро и глупо. Рони перевел тему, ковыряя большим пальцем узел на руках.

– Там, после Кемаля… как понял, где искать?

Опять кабан успел первым:

– Хрен тебе тут кто отчеты давать бу…

– Помолчи, – оборвал его коршун.

– Много чести им, – неубедительно буркнул кабан, но примолк и отвернулся. Стул под его крупной тушей казался еще мельче.

Виктор стянул перчатки, и Рони приметил, как у того пожелтели пальцы на правой – от дешевого портового табака. Тем чуднее – заядлый курильщик так не полетает, да и запаха Рони не учуял. Он собрался отвесить колкость по этому поводу, но не придумал, какую – коршун вперед него рот открыл:

– Понять не трудно. На твоем месте я бы тоже в порту залег. Мог бы и до обеда там пролежать, а потом смыться. Зря ты к своим на подмогу пошел. Говорю же – дурак.

Рони спрятал шею в плечи и старался выведать хоть что-то полезное – если выберется живым, хоть Рьяным доложится, других от своей участи сбережет. Так всегда в стае дела велись.

– И чего ты в Гэтшире забыл, любимчик неба?

– Я здесь дольше твоего живу.

Рони еще раз осмотрел коршуна. Старше его годков на десять, теперь-то хорошо видно при свете дня. И выговор у него ничем не хуже осевших торговцев с той стороны моря.