Виталий Ерёмин - Щенки-медвежатники

– Играть с государством в азартные игры глупо.

– Лучше украсть?

– Представь себе. Шансов разжиться куда больше.

Андрею на вельветовую курточку села божья коровка. Мишка осторожно снял ее и сказал:

– Андрюха, загадай три желания.

– Загадал, – отозвался Андрей.

– Ну, говори.

– Хочу свободы и денег.

– Деньги и свобода – одно и то же, – сказал Мишка.

– Значит, много денег.

– Ладно, давай еще два желания.

– Хочу кого-нибудь поиметь, – признался Андрей.

– Ну, это само собой. А третье?

– Чтобы слободские и центровые не мешали жить.

– Много хочешь, – вставил Генка.

– А я с Андрюхой согласен, – сказал Мишка.

Снова помолчали.

– Мы всем еще покажем, – запальчиво произнес Андрей.

Генка и Мишка промолчали; видно, они не разделяли этой уверенности.

Ребята еще немного посидели и разошлись по домам.

– А где деньги? – спросила мать, когда Андрей вернулся.

– Нет денег.

– То есть как?

– Так. Завтра отдам. Заработаю и отдам.

Удивительно, но мать не стала ничего выяснять.

Андрей ушел в свою комнату, взял книгу Льва Шейнина «Старый знакомый», лег на диван и стал читать про благородных грабителей и удачливых медвежатников.

Послышались осторожные шаги матери. Андрей взял учебник химии и прикрыл им книгу Льва Шейнина.

– Что читаешь? – поинтересовалась мать.

– Как видишь, химию.

– Покажи-ка дневник, химик.

Андрей протянул дневник. Мать полистала, вздохнула:

– Сплошные тройки.

– Ну почему? – возразил Андрей. – И пятерки есть, и четверки. По истории, по географии, по литературе, по физкультуре.

– А где двойки? Тебе что, двойки не ставят?

– Хорошо, получу двойки, если так хочешь, – согласился Андрей.

– Не верю я тебе, – сказала мать.

«В кого же мне быть лучше?» – подумал Андрей.

Мать пошла на кухню. Андрей проводил ее взглядом и начал соображать, как бы отомстить хрустальщику. Ничего путного в голову не приходило. Откуда Андрею было знать, что судьба уже распорядилась.

Когда очередь к хрустальщику иссякла, к приемному пункту подошли четверо пацанов лет четырнадцати-пятнадцати. Один остался стоять на стреме. Трое спустились в подвал. Один встал в дверях. Двое самых старших и крепких подошли к хрустальщику.

Тот сидел на стуле среди ящиков с бутылками, которые громоздились под самый потолок.

– Гони монету! – приказал пацан.

– Чего? – набычился хрустальщик. – Салага, ты на кого тянешь?

Другой пацан сказал твердо:

– С тобой люди говорили? Говорили. Тебя предупредили? Предупредили. Плати, урод!

Хрустальщик поднялся с шоферской монтировкой в руках.

– Сейчас заплачу.

Но он не успел даже толком замахнуться. Пацаны толкнули на него ящики. Бутылки с грохотом посыпались вниз. Хрустальщик упал, порезал руки об осколки, но тут же вскочил и бросился на пацанов.

Те кинулись к двери. Они готовы были сбежать, но на пороге выросли двое постарше с ножами, какими обычно режут свиней.

Они проткнули хрустальщика с двух сторон. Мужик издал стон, похожий на рев животного, и стал оседать на пол.

Один из старших обвел глазами пацанов:

– Ну чего стоите? Делайте!

Пацаны вытащили отточенные велосипедные спицы и принялись тыкать неподвижное тело хрустальщика.

Отец вошел в комнату, врубил на полную катушку радио и начал копаться в шкафах. Каждое утро он что-то искал, не находил, психовал, мешал спать. Есть такая болезнь – ангедония. Плохое настроение по утрам.

Диктор сказал сначала по-русски, а потом по-казахски, что время семь часов десять минут утра. И предложил послушать музыку Брусиловского. Из динамика полились звуки домбры.

«Какого черта этот Брусиловский сочиняет казахскую музыку?» – подумал Андрей и разлепил глаза. Рядом сопел на раскладушке девятилетний Славик. В кресле-кровати спал младший брат Валерка. Счастливый пукеныш, он еще не учился.

Андрей натянул одеяло на голову. Отец тут же сдернул.

– Вставай, хватит нежиться.

Славика, любимчика своего, пока не будил. Давал доспать.

В ванной Андрей продрал глаза. Глядя в зеркало, выпятил челюсть. Так он себе больше нравился, выглядел мужественней. Почистил зубы, поскреб отцовской бритвой щеки и подбородок. Эта чертова борода никак не хотела расти.

Отец распахнул дверь в ванную.

– Хватит рисоваться. Марш завтракать.

Андрей скорчил в зеркало рожу и дурашливо отдал честь.

Отец метал котлеты с картофельным пюре и шмыгал носом. У него было хроническое воспаление носоглотки. Мать ела, не поднимая глаз. Значит, уже поссорились.