Татьяна Иванько - В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. том 4. Кровь

Да, я отложил эти бумаги на некоторое время, чтобы дать остыть своему сердцу, потому что иначе я просто сорвался бы с катушек, и убил бы этого Никитского. Просто удавил бы своими руками. Но я хотел иного. Я хотел, чтобы он боялся. Чтобы он долго и мучительно боялся и ждал, не спал, оглядывался, боялся темноты и каждой тени, чтобы потерял аппетит. Я хотел, чтобы его жизнь разрушилась, и жизни тех, кто прикрывал его все годы, не важно, страхом ли он держал их в повиновении или взаимной выгодой. Каждый из них мог воспротивиться и не становиться соучастником его преступлений, звеном порочной цепи, Таня билась, готовая расстаться с жизнью, но не подчинилась, не созналась, не сдалась, а эти сильные и свободные люди пошли на сделку с самим дьяволом, так пусть заплатят сполна. И он будет знать, что я иду за ним. То есть он не узнает, кто конкретно, но он будет знать, что сила, которая его уничтожит, рядом.

И ещё я хотел, чтобы он знал, что это месть за Таню. Мне наплевать, что он метил в Платона, не имеют значения желания и мотивы этого низкого поганца, безнаказанного и превращённого этим в настоящее чудовище, важно только, что он тронул Таню, отнял у неё столько месяцев жизни, заставив скрываться, лишив работы так надолго, а на Западе навсегда, я не говорю о том, что он посмел коснуться её…

Я пришёл к нему домой утром первого дня нового 1998 года, когда он проснулся похмельным с какой-то лахудрой под боком, от которой пахло дешёвыми духами, алкоголем и косметикой, размазанной по этой постели. А в самой его квартире был беспорядок, обычный для холостяка, хотя и заметно, что тут убирают, но, похоже, редко.

Я толкнул его в его серое плечо коленом, не рукой, коснуться его тела, его кожи для меня было невозможно, невыносимо. Он проснулся, как ни странно, спал чутко, хотя, что странного, нечистая совесть не даёт спать крепко.

– С Новым годом, мразь, – сказал я, глядя ему в лицо.

Он дёрнулся было за пистолетом, но мы давно вытащили его из его тупого тайника и один из моих теперь боевиков приставил дуло его же пистолета к его затылку.

– Смирно сиди! – сказал я. – Знаешь, кто я? Вижу, знаешь, я не сомневался.

Я усмехнулся и, не торопясь, закурил, стоя перед ним, выпустив дым ему в лицо.

– Я тебя убью. За Таню. Но… – я сплюнул на пол, чего, кстати, никогда в жизни не делал, я не так воспитан, чтобы плевать на пол, но сейчас я сделал именно это. – Так вот… я тебя убью. Но не теперь. А пока жди…

С этими словами Борис вырубил его ударом по шее. Он очнётся вскоре, вытолкает пинками эту девку, станет судорожно размышлять, как бы ему прищучить меня, но ему это не будет удаваться, потому что к тому времени я уже перекупил всех его людей. Да, месяц до Нового года я посвятил именно этому: подготовке, первому этапу операции, как говориться.

Да, вначале я был почти без сознания от злости, я не мог даже смотреть на Таню, чтобы не думать, как она вообще это вынесла и сохранила способность радоваться жизни.

– А что же мне позволить победить ему? Злу и тьме, которая есть в каждом, и поглотит, едва мы позволим это. Нет, Марк, я буду на стороне Света, здесь тепло и не страшно, и никто мой свет не погасит…

Я даже не мог заниматься сексом, потому что не мог не думать, что она испытывает отвращение. Таня почувствовала это и спросила напрямик как всегда:

– Марик, ты так смотришь в последние дни, так… будто боишься чего-то? Ты думаешь о том, что случилось со мной без тебя?

– Невозможно не думать об этом.

– Возможно, – сказала Таня, темнея глазами. – Но если тебе… если я тебе противна теперь…

Она покраснела, отворачиваясь и договорила, со вздохом:

– Я, ну… постараюсь это понять.

– Господи, нет! – я её обнял. – Подумала же такое… Нет, просто я… наверное, восхищаюсь тобой. Твоей стойкостью, я бы не смог, я бы сломался.

Таня отбросила волосы за спину, сверкнувшие в свете настольных ламп и бра, которых у нас по всему дому было множество, везде у нас были светильники, а сейчас, в самое тёмное время года, мы включали их повсеместно и сейчас Таня в белом шёлковом пеньюаре, расчесала волосы после ванны, чтобы заплести их на ночь в косу.

– Не сломался бы. Бывает, что по-другому нельзя, или быть стойкой или превратиться в слякоть, – сказала Таня, выдохнув.

– Ты вызываешь моё восхищение. Это удивительно, какой ты человек. Мне кажется, ты даже меня делаешь лучше.

– «Даже меня», – усмехнулась Таня. – Никогда не могла понять этого твоего самоуничижения. Мотает тебя от заносчивости, вот этому, странному упадничеству. Завязывай с этим, Марик. Если бы я так нападала сама на себя, от меня давно уже ничего не осталось. Мир жесток с нами, не надо быть жестокими ещё и самими с собой.