Н Бомж - Мой Кент [СИ]

— Стой, подожди… Кому говорю, стой, — обладатель гортанного голоса бездоказательно утверждал, что он имел любовную связь с Юркиной матерью, что должно было, по его мнению, превратить Юрку по крайней мере в соляной столб. Видя, что это не принесло желаемого эффекта, обладатель гортанного голоса прошелся и насчет самого Юрки, который якобы тоже не избежал участи собственной матери, но Юрка был непреклонен и успел развалить ящики, по которым он взбирался на стену. Через мгновение он уже вставал с корточек, лихорадочно снимая свой синий халат.

Я прислонился левым плечом к стене, держа в руках заранее приготовленный шест, которым хозяйка дома подпирала бельевую веревку и, когда надо мной появилась голова, увенчанная кепкой с огромным козырьком и рука с пистолетом, я ударил по ней шестом изо всех сил. Пистолет отлетел далеко к забору, заросшему кустами крыжовника, голова бисексуального любовника исчезла за стеной с тонким визгливым криком: «Ай-яй-яй-яй…»

Я быстро оседлал Матильду, Юрка, поправляя ремни сумки, одетой наподобие рюкзака, уже усаживался на заднее сиденье и торопливо застегивал карабины для соединения двух широких кожаных ремней, заранее одетых на нас. Это сильно облегчало езду и освобождало Юркины руки: он мог переодеть уже на ходу свой синий халат на ветровку, одеть шлем, вырвать сумку у прохожего или отстреливаться, хотя до этого дело никогда не доходило. Юрка был против любого вида оружия, он никогда не носил даже перочинного ножа, а мне оружие надоело в Афгане.

Мы выскочили из калитки, оставив ее открытой, свернули налево к железной дороге пересекли ее по пешеходному настилу и я прибавил газу, хотя дорога была грунтовой.

Перед этим я тщательно изучил карту, предназначенную для служебного пользования, которую мне предоставил Юрка, не спеша проехал по выбранному мной маршруту и запомнил все что нужно.

Мы быстро миновали дачный поселок и, проскочив небольшую полоску леса, замыкавшую его, свернули направо, на тропинку, идущую по краю леса. Слева раскинулось засеянное чем-то поле.

Поле кончилось, уступив место лесу, мы выехали на просеку, тянувшуюся километра четыре. Ехать стало значительно труднее. Наконец просека уперлась в бетонную дорогу, которая была проложена от войсковой части до крупной железнодорожной станции. На огромном щите красовалась надпись: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН». Юрка сзади нервно заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой как линейка бетонке. Километра через два — поворот налево. Примерно на половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле. «Поворот — идеальное место для засады», — вдруг подумал я, сбросил газ и остановил Матильду.

— Мак, — обернулся я к Юрке (Мак — детдомовская Юркина кличка, его фамилия была Мокров, сокращенно — Мак). — Мак, ты не думаешь, что вон на том повороте нас могут поджидать?

— До чего же Афган может хорошего человека довести — за каждым кустом душман мерещится. — Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.

Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое углубление, положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время бросая взгляд на место поворота бетонки.

Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова устроился в седле Матильды, обернувшись, подождал, пока он усядется позади меня, и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это проделал с явной неохотой, и хотя я не видел его лица, почувствовал его снисходительную усмешку.

Тем не менее я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес, чтобы срезать опасный угол.

Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.

Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще, я уже сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой выхватывает из-за пазухи автомат, и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево, но уже секунду спустя понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но останавливаться еще было нельзя: неизвестно, сколько их там было, вдруг им придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было — в воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от автомата не сможет наверное только глухонемой.