Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Во мне затеплилась надежда. Я был вроде севшей на мель шлюпки, которой приходит на помощь прилив. Воздух свободно входил в мои легкие. Я закурил сигарету. Неплохо было бы еще пропустить стаканчик… После стольких часов кошмара передо мной наконец забрезжил выход. Спасен!.. Правда, остается еще Симон… как-никак он брат Марселины! Ну да он наверняка оставил себе лазейку. Этот парень весьма ловок. Даже слишком!.. Я всегда относился к нему настороженно. Положением сестры он пользовался без зазрения совести. Какую роль он играл при Сен-Тьерри? Нечто вроде прислуги или порученца для всяких щекотливых дел. Он-то выкрутится: изворотливости у него хватит на двоих. Я посмотрел на часы. Почти полдень. Вот-вот должна приехать Марселина. Я направился к замку.

— Ну так как? — спросил старик.

— Со стеной трудностей никаких. Затрат потребуется не так уж много, поскольку можно будет использовать тот же камень.

— Вот и прекрасно. Я и сам об этом подумал, но рад, что предложение исходит от вас.

— К сожалению, не в одной стене дело. Есть еще флигель. — Флигель? А с ним-то что?

— То, что он разваливается. Какой смысл восстанавливать ограду, если он того и гляди на нее обрушится.

Нахмурившись, старый Сен-Тьерри устремил на меня пристальный взгляд, словно подозревая какой-то подвох.

— Вы уверены, Шармон, что не преувеличиваете?.. В последний раз, когда я там был, я ничего такого не заметил.

— А как давно это было?

Он смежил веки, устало вздохнул:

— Верно, давненько…

— Кровля уже никуда не годится. Внутри, правда, я не был, но можно не сомневаться, что балки прогнили. А вдруг произойдет несчастный случай? Ответственность ляжет на вас.

— Туда никто уже не заходит.

— И все-таки! Это неосторожно. Разумеется, полностью восстанавливать его нет надобности, речь идет лишь о том, чтобы подремонтировать самое основное.

— И дорого это встанет?

Снова буравящий взгляд из-под полуопущенных век.

— Не очень. На все должно хватить полутора миллионов.

В разговоре с владельцем замка я всё переводил на старые деньги — к новым тот упорно не хотел привыкать.

— Что же, над этим можно поразмыслить, — сказал он.

— Я предпочел бы уладить все до возвращения вашего сына.

Подобные выражения меня больше не страшили. Каким-то непостижимым образом я начинал считать единственным преступником Симона.

— А если ограничиться подпорками?

— Этот угол парка чересчур сырой. Никакое дерево не выдержит. Рано или поздно придется бороться по-настоящему, и чем дольше вы с этим протянете, тем больше будут расходы.

— Кто у вас на примете для этой работы?

— Меньель.

— Он дорого берет.

От нетерпения у меня сжались кулаки. Из-за его тупого упрямства может рухнуть весь мой план. Кто-то постучал в дверь.

— Пойдите откройте, — сказал он мне. — Это, должно быть, Марселина.

Я так торопился покончить с этим делом, что сделал вид, будто не расслышал.

— Он примет наши условия, — сказал я. — Сейчас в строительстве затишье.

— Это, должно быть, Марселина, — повторил старик.

Я поднялся, но, пока шел к двери, продолжал гнуть свое:

— Лучше всего было бы пригласить Меньеля. Пусть посмотрит сам, и мы вместе условимся о цене.

— Давайте не будем спешить.

Держа руку на дверной ручке, я бросил ему:

— А что, если ваш сын уже вступил в переговоры с Меньелем… Я знаю, он подумывал об этом.

Я открыл. На пороге стояла Марселина — в своей просторной дорожной шубке она была сама элегантность. Она вытянула губы как для поцелуя и шепнула:

— Ну как он?

— Как всегда, упрям как осел.

Она вошла в комнату, словно на сцену, заговорив со мной полагающимся по роли холодно-вежливым тоном:

— Как вы находите нашего больного, господин Шармон?

Но старик, не менее проворно напустивший на себя самый что ни на есть мученический вид, слабо взмахнул рукой и голосом умирающего проговорил:

— Бедное мое дитя, думаю, это конец… А муженек твой, как видишь, все равно уехал. Никому я тут больше не нужен…

Она склонилась над ним с дочерним поцелуем.

— Что вы, папочка… Я ведь специально приехала сюда, чтобы не оставлять вас одного.

Во мне кипела злость. Все сорвалось! Ну что бы Марселине появиться минут на десять попозже!.. Радость новой встречи с ней безнадежно испорчена. Пора убираться восвояси. Я для них вроде мелкого служащего, который должен знать свое место. И тут меня впервые ужаснула чудовищность разыгрываемого фарса: приговоренный к смерти старик, не верящий в это, но симулирующий агонию; женщина, ласково называющая его папочкой, а в разговоре со мной — старым маразматиком; и, наконец, я, убивший сына одного и мужа другой… Нет! Это немыслимо. Надо стряхнуть с себя этот кошмар.