Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Был он среднего роста с покатыми плечами борца и тяжелыми кистями рук, хватку которых Морозов только что испытал.

— До свидания…

Он улыбнулся и, кивнув головой, зашагал прочь. Морозов растерянно смотрел вслед. Толпа уже разошлась, только двое мальчишек с интересом следили за происходящим.

— Эй, гражданин, стойте…

Он догнал мужчину, тяжело дыша, встал перед ним.

— Вы мне?

Задыхаясь от злости и волнения, младший сержант проговорил:

— Пройдемте со мной.

— С большим удовольствием. Только лучше в другой раз. Я на работу опаздываю. Я ведь санитаром подрабатываю, в морге.

Даже тени улыбки не было в его голосе, хотя понимал Морозов, что над ним издеваются. С самого начала обвели вокруг пальца, а вечером будут вспоминать, как одурачили милиционера. Мужчина снова уходил, не торопясь, и массивные плечи раскачивались в такт уверенным шагам. А может, это была демонстрация своей силы, и кто-то из его сообщников наблюдал за происходящим, проходя курс науки, как можно безнаказанно срывать деньги и плевать при этом на власть! На последних занятиях по служебной подготовке начальник ОБХСС рассказывал, что хорошо организованная группа наперсточников зарабатывает в месяц по несколько тысяч рублей на каждого участника.

— Пройдемте в отдел милиции.

— Не могу, опаздываю на работу, — уже не останавливаясь, проговорил мужчина.

Со стороны это выглядело, наверное, смешно. Морозов, забегая вперед, пытался остановить его, а тот, не убыстряя шага, уходил прочь.

— Вы ответите по закону, если не подчинитесь.

— Отстань. Понял?

Спортсмен дернул локтем, за который ухватился сержант, с такой силой, что Морозов едва удержался на ногах. Это был первый случай за все четыре месяца, когда ему, представителю власти, человеку, за которым стоял закон, так открыто, так нагло сопротивлялись, хотя сержант был полностью прав в своих действиях и ни минуты в этом не сомневался. Морозов перехватил локоть спортсмена и попытался приемом самбо завести ему руку за спину. Мгновенно отвердевшие пальцы тяжелой тренированной руки ответили каким-то незнакомым приемом, и Морозов, вскрикнув от боли, присел.

Спортсмен продолжал идти, только на этот раз он ускорил шаг, потом, оглянувшись на своего преследователя, побежал. Снова догнав, сержант попытался схватить его за шею, но, переброшенный через бедро, полетел в снег. Приподнявшись на четвереньки, поймал одну, потом другую ногу за джинсовые брючины и рывком опрокинул тяжелое тело.

Морозов, запрокинув голову, стоял в умывальнике, прижимая к носу платок. Болела губа, и звенело в левом ухе. Кровь идти перестала, и он долго умывался, затирал запачканный манжет рубашки. Потом почистил пальто. Выходить в коридор не хотелось. Было очень стыдно вспоминать возню на улице, свои неумелые попытки задержать этого человека, видимо, игравшего не последнюю роль в компании мошенников. Но убежать ему он не дал, хотя у самого морда разбита.

Выходить из умывальника все же пришлось. Надо было писать рапорт и докладывать начальству. Попросив лист бумаги, Морозов бочком притиснулся к столу, где обычно заполняли протоколы. Горела щека, ободранная о снег, да и сам он был красный, как рак, в ожидании насмешек, зная, что оправдываться ему нечем. Занятия по самбо, несмотря на замечания, посещает через раз, футбол и то забросил.

Но смеяться над ним никто не собирался. Все занимались своими делами. А пожилой старшина Савин, с которым они раза три ходили вместе патрулировать, остановившись возле Морозова, сказал, что он молодец — такого битюга приволок. Настроение у Володьки поднялось. Савина в отделе уважали, а Морозов к тому же и побаивался. Однажды во время рейда старшина обозвал его олухом, когда тот, проходя мимо полуразрушенной церкви, плюнул в сторону красных спекшихся от древности кирпичей.

— Религия — опиум для народа, — обиделся тогда на Савина Морозов.

— Олух, — повторил Савин, — царя небесного. Люди две тысячи лет в это верили, а ты во что веришь?

В дежурку пришел Сергеев, прочитал рапорт и увел Морозова к себе. Предложил рассказать подробно. Слушал внимательно, покусывая нижнюю губу. Спросил, приходилось ли сержанту видеть этого человека раньше.

— Не помню. Кажется, на рынке встречал, среди перекупщиков толкался. А может, ошибся. Он действительно в морге работает?

— Нет, просто тебя пугал. С намеком про морг говорил.

— Гляди-ка, — удивился Володька, — а я не понял.

Отпустив сержанта, Сергеев отправился в кабинет оперуполномоченного Голубева. Тот сидел за столом рядом с хорошенькой девицей, рассматривающей альбом. С девицы два дня назад сорвали шапку, и Голубев показывал ей фотографии ранее судимых. При этом, видимо, острил, потому что девица смеялась, прикрывая накрашенный рот ладошкой. Из-за соседнего стола в их сторону мрачно поглядывал Витя Черных.