Алексей Биргер: По ту сторону волков (полная версия)

— Вот об убитых и поговорим. Только сяду я, если позволите, — заметил я, поближе к ихней «буржуйке» подсаживаясь. Я, если хочешь, по «буржуйке» разглядел, что люди они порядочные, и от безысходности, а не от чего там другого, на воровство угля идут. Тебе-то это, наверно, уже неизвестно, а буржуйку из хлипкого металла углем перегрузить или неправильно его рассредоточить — это верный способ такой пожарище учинить, что никто живым не выберется. Уголь надо понемногу подкладывать да к самым стенкам не валить. Понимаешь? В стенки ровный жар уходить должен, постоянный и не очень сильный. Уголь — это тебе не дрова! Уголь сантиметровый чугун прожжет, волю ему дай. И когда я увидел, что Твороговы этих простых правил не знают, что у них одна стенка уже перекалена, то понял: очень они старались всю зиму быть законопослушными, и парень, может, во второй только, максимум в третий раз за углем пошел, когда к марту все стопили, до последней щепки забора, до последнего обломка ненужной мебели… Ну, с людьми, которые перед законом робеют, и разговор другой… Да и, скажу я тебе, на жену Творогова тоже поглядел… Молодая еще баба, красивая, а вот и ей приходится маяться. Не то, чтоб жалко стало… Я, ты знаешь, людей не жалею. А так. По справедливости, что ли, решил их оценить.

Высик призадумался ненадолго. Калым ждал. А Высик, попыхивая папиросой, думал о чем-то своем. Что ж, если и вспоминалась ему жена Творогова, если вспоминалось нечто, по касательной прошедшее к истории с оборотнем, то об этом он Калыму рассказывать не собирался. Никому не собирался рассказывать, ни за что и никогда.

Выдержав паузу, Высик возобновил свое повествование.

В общем, присел я около «буржуйки» и, сев, продолжил:

— Я человек здесь новый, об убийствах слышал, но мне надо их изнутри увидеть, так сказать. Понять, как они со здешней жизнью перекликаются. Улавливаете, о чем я?

— Улавливаем, — так же хмуро проговорил отец. — Да чего там рассказывать, знаем мы столько же, сколько остальные. Как обращаться-то к вам, для начала?

— Высик я. Сергей Матвеич Высик. Буду порядок у вас наводить. Настроен так, чтобы спуску никому не давать, хоть оборотню, хоть какому еще там лешему.

— Меня зовут Петр Захарович Творогов, — представился он. — Чтоб сразу знали, кого сажать, когда до меня дело дойдет. Так вот, началось все месяца три назад, на конезаводе. Утром приходят — три лошади кем-то загрызены. По всему, на волка похоже. А у нас ведь волков отродясь не бывало. Вот только с тех пор каждую ночь волчий вой стал раздаваться. Решили ночного сторожа при конюшнях оставить, с ружьем. Утром приходят — а сторож с отгрызенной головой.

— Вот просто так — и с отгрызенной головой? — вопросил я.

То ли от неумения рассказывать, то ли еще от чего, но все это представало в его изложении донельзя буднично.

— Отгрызенная голова — она никогда не просто так, — возразил он. — И запоры там были, и все путем, и ружье, я говорил, у сторожа было, но смахивало на то, что все равно его врасплох застали.

— Странно, что наш конезавод войну пережил, — заметил я.

— А он и не пережил, — ответил Творогов. — Пустым стоял, лишь незадолго до Нового года лошадей завезли, на новый развод. Велели, говорят, конное хозяйство восстанавливать.

Я прикинул в уме.

— Значит, как лошадей завезли, так сразу эта история и приключилась?

— Вот-вот, в первые же дни.

— А откуда лошади?

— Трофейные, из Германии. Племенные, говорят, хорошие.

— А в народе не связывали это убийство с тем, что лошади из Германии?

— Как же, связывали. Чего только не наговорили. И что бывший владелец этих лошадей тайком сюда пробрался, чтоб, значит, за потерю собственности отомстить. И что одна из его лошадей — сама оборотень, потому что из баронских конюшней взята, из замка, на котором издавна проклятие лежит. И другое придумывали, такую чушь, что и пересказывать не хочется.

— А лошадей только убивали, или они еще и пропадали?

— Говорят, пропало несколько. Но тут я вам толком не расскажу.

— Ладно, это можно выяснить. А потом что было?

— Потом стали людей находить. С ночи то тут, то там труп обнаруживался. Сперва пьянчужка один погиб, тоже горло ему волк перекусил. Потом стрелочник, тот, что в будке жил. Не помню, то ли он ночной поезд пропустить вышел, то ли снег разгрести, только утром жена нашла его мертвым. Потом…

— Погоди-погоди, — сказал я. — Мне, когда меня сюда направляли, о трех убитых говорили, неужели еще есть?