Алексей Биргер - Тёмная ночь

В конце сороковых годов две воровские сходки вынесли смертные приговоры Шалому и его першему другу Казбеку, Константину Макаровичу Безмернову — тоже разведчику Высика, в прошлом лучшему «медвежатнику» страны, прошедшему штрафбат, получившему полную Солдатскую Славу и пошедшему в один погранотряд с Шалым — как «ссучившимся». Шалый и Казбек все время были готовы принять бой и дорого продать свои жизни. Трудно сказать, почему никто даже не попытался эти приговоры исполнить, при всей суровости воровских законов. То ли уважение к Казбеку и Шалому сохранялось, то ли сработал момент, что Шалый и Казбек оказались не в системе МВД, а в системе МГБ — то есть, во-первых, не совсем «суками», на то или иное сотрудничество с МГБ, случалось, подписывались и крупные воры, не нарушая при этом законов блатного мира, и, во-вторых, работниками организации оказались, которая мстила за смерть своих работников еще хлеще и неотвратимей милиции… Хотя и милиция в те времена умела мстить за каждого погибшего, убийство любого сотрудника МВД становилось чрезвычайным происшествием, после которого начинались обыски, облавы и расстрелы. Но эти облавы и расстрелы не шли ни в какое сравнение с волной, поднимавшейся, если сотрудник МГБ погибал. А о том, что делали в пыточных подвалах с убийцами сотрудников МГБ, среди блатарей ходили самые страшные легенды, трудно сказать, насколько достоверные.

— Выходит, — задумчиво подытожил Высик, — если он без средств подсядет, он и сейчас согласится пойти в палачи блатарей… или на наемное убийство, заранее оплаченное, согласится?

— Вполне возможно, — согласился Шалый. — Хотя, повторяю, не могу судить точно, после стольких-то лет. Но, по той ориентировке, которую нам всем разослали, он сейчас совсем как дикий зверь. За что угодно возьмется. Тебя это тревожит, командир?

— Да, — сказал Высик. — И, мерещится мне, он это убийство на моей территории совершит… Чтобы вот так со мной поквитаться. То есть, реальных доказательств нет, и меня все высмеют, если я на свой нюх сошлюсь и буду требовать дополнительные силы для поисков Кирзача… но, сам знаешь, мой нюх никогда меня не подводил.

— Это точно. Еще с фронта. Иначе бы мы все давно покойниками были. Что ж, командир, я тоже попробую кое-где поразнюхать. Если узнаю что-нибудь дельное, сразу отзвоню.

Они распрощались, обменявшись несколькими фразами за жизнь (как жена? как дети? и так далее), и Высик в задумчивости положил трубку.

Вернувшись в свою комнату, Высик поглядел на часы. Второй час ночи. Чуть поколебавшись, Высик хватанул таки полстакана водки — чтобы напряжение снять — выкурил еще две «беломорины» и отправился на боковую.

И сон он увидел чуднее некуда.

Он долго шел по городу, окрашенному в коричневато-желтоватые тона, отлично зная, что город этот — Ростов-на-Дону, хотя в Ростове-на-Дону он никогда не бывал. Смеркалось, кое-где начали зажигаться окна. Высик шагал по пустым улицам, и ему странно было, что он шагает бесшумно — на таких улицах шаги должны были бы очень гулко звучать.

Он шел на свет в высоком окне — на свет в доме, скорей похожем на башню, узком и высоком. Высику еще смутно подумалось, что это и есть башня, пожарная или водонапорная, а может быть, и маяк. Если маяк, то где-то рядом море должно плескаться, сообразил он.

И море зашумело, обступило его со всех сторон, и теперь Высик шел по узкому скалистому мысу… К маяку, определенно, к маяку. Мыс был не больше двух метров в ширину, обглоданный штормами и ветрами так, что идти было трудно. Волны и ветер не сгладили и отшлифовали неровности мыса, а, наоборот, углубили их, цеплялись к каждой трещинке до тех пор, пока трещинка не стала причудливой резной выемкой, проточили камень насквозь в двух местах, и нависшие над буранами куски скалы обрели очертания вскинутых в бешеном беге конских голов, и пенные воротники вокруг этих голов создавали полное впечатление, будто кони сквозь метели бегут — или будто вывозят они из пучины морского царя; и так каждый валун был превращен в какую-нибудь скульптуру, Высик шагал по змеиным головам и по распластанным перед взлетом крыльям хищных птиц, по лапам ящериц и крокодилов и по перекрученным как канаты мускулам неведомых животных. Один раз русалка в очертаниях камня ему померещилась, другой — странно изогнутое, будто в кривом зеркале, человеческое лицо, рельефно и выпукло выступившее, едва Высик хотел поставить на него ногу — и Высик, резко переместив вес тела, поставил ногу на другой камень.