Зуфар Фаткудинов - Убийство в старом доме

Бадретдинова задумалась, потом неуверенно произнесла:

— Вроде там было нацарапано слово какое-то. Я еще, прочтя его, о чем-то подумала. О чем же я тогда подумала... Ах да! Об отдыхе. Мой брат еще там отдыхал...

— Там было написано название дома отдыха?

— Да, да. Точно. Теперь вспомнила. Кажется, название санатория. Вроде, «Маркваши». Нет-нет, не «Маркваши». А как его, ну... — Бадретдинова схватилась за лоб. — Футы, запамятовала...

Она пошла звонить. Через несколько минут вернулась.

— Вспомнила. «Крутушки». На талоне было написано: «Крутушки». Брат мой нахваливал этот санаторий, весной там побывал.

Через два часа Данишев уже сидел в регистратуре санатория «Крутушки» и перебирал анкеты на прибывших в санаторий в июне месяце. Отдыхавшую гражданку по имени Найла он нашел быстро. Проживала Найла Мурлыкина, согласно путевке, 6 по 30 июня в двухместной комнате № 520.

Лейтенант выписал из анкеты паспортные данные Мурлыкиной. Просмотрел анкету и женщины, которая проживала с Мурлыкиной в одной комнате. Обе они, Найла Мурлыкина и Розалия Ахметшина, проживали в Казани.

Только выйдя из здания, Данишев заметил, в каком красивейшем месте расположен санаторий. Автобус отходил через полчаса, и он решил немного побродить по территории здравницы. Когда остановился у крутого обрыва, рядом с бывшим купеческим двухэтажным особняком, забыл обо всем на свете. Перед его взором предстала величественная, дивная панорама природы: вдалеке, за пышными кронами деревьев, которые вплотную подступали к возвышенности и обрыву, ковром стелились до самого горизонта зеленые поля; слева, по холмам и кручам, цвели желто-зелеными и красноватыми бутонами деревья, а где-то внизу, под обрывом, сквозь густую, чуть тронутую ранней осенью пеструю листву тополей, берез и кленов отзывалась веселыми солнечными блестками река Казанка. Несколько минут Назип стоял в оцепенении и не в силах был ни шелохнуться, ни сдвинуться с места...

Потом Данишев спустился к реке — хотел искупаться вместе с многочисленными отдыхающими, но передумал, и заспешил к автобусной остановке.

Желание поскорей поговорить с Мурлыкиной Найлой гнало лейтенанта в Казань, на улицу профессора Камая, где она проживала.

Дверь отворила сама хозяйка, молодая, очень привлекательная особа. Она лишь мельком взглянула на милицейское удостоверение Данишева и молча отступила в сторону.

— Чем могу быть полезна? — спросила Мурлыкина, когда они уселись в глубокие кресла у низкого журнального столика.

— Найла Владимировна, у меня к вам два небольших вопроса.

Она закурила сигарету и, внимательно взглянув на него, сказала:

— Я вся внимание.

— Скажите, вы были в театре Камала в июне этого года?

Хозяйка медленно стряхнула пепел с сигареты, поправила черные волосы и негромко проронила:

— Кажется, была. А что, разве спектакль запрещенный?

Следователь обрадовался и быстро, непринужденно ответил:

— Что вы, Найла Владимировна. Напротив!..

Он немного выждал, посмотрел на ее оголенные красивые ноги, которые невольно притягивали взгляд, и, пытаясь перевести разговор с официального на непринужденный лад, заметил:

— Я не отрываю вас от дел?

Мурлыкина улыбнулась:

— Это что, второй вопрос, с которым вы сюда пришли?

— Почти.

— Интересно. — Найла Владимировна откинулась на спинку кресла, и ее ноги еще больше оголились; короткий халатик держался на одной верхней пуговке. — А вы ничего, в моем вкусе, — по-своему расценила ситуацию она, чувствуя, какое впечатление производит на этого парня.

— Ну, а вы вообще почти неотразимы, — в тон ей произнес Назип, озорно поглядывая на собеседницу.

— Почему — «почти»? Надеюсь, это «почти» не относится к вам, — полушутя-полусерьезно проговорила Мурлыкина с претензией на кокетство.

Данишев лишь улыбнулся. Она взглянула на часы:

— Скоро муженек явится.

— Это страшно?

— Не знаю. В роли мужа мой Валерик всего лишь третий день. И его ревность в этом качестве мне еще не знакома.

— А в роли жениха не ревновал?

— Он одержимый научный работник. А они не от мира сего. Ничего не замечают. Он больше наслаждается наукой. Ему она дороже...

— Тогда вам легко живется. Хороший человек?..

Мурлыкина хмыкнула и бесцветным, скучным голосом заявила:

— В женихах немного выпивал, но горьким пропойцей не был. Писем невесте с нецензурными словами не писал.

Тон хозяйки, как показалось лейтенанту, свидетельствовал, что тема жениха для разговора ей не нравится.