Жорж Сименон - Мой друг Мегрэ [сборник]

Их, конечно, спускают на ночь, и они, должно быть, свирепы.

Направо в глубине парка комиссар вдруг увидел строеньице, до сих пор не замеченное им. В таком домике, наверное, живут слуги – садовник, шофер. В одном из окон тоже горела лампа, но через полчаса погасла.

Луна еще не взошла, но все-таки ночь была светлее, чем накануне. Мегрэ спокойно уселся на железнодорожную насыпь, скрывшись за ветвями орешника, которые мог раздвинуть рукой, как занавес.

В десять семнадцать в каких-нибудь трех метрах от него прогрохотал поезд; Мегрэ видел красный огонек, исчезнувший за поворотом.

В домах Орсена, один за другим, гасли огни. Должно быть, папаша Гpy в этот вечер не охотился на диких голубей – тишину ночи не нарушил ни один выстрел.

Наконец, около одиннадцати, обе собаки, лежавшие рядом на краю лужайки, вдруг поднялись и направились к вилле.

На минуту они скрылись за домом, а когда комиссар заметил их снова, животные, прыгая и резвясь, провожали какого-то человека, направлявшегося, казалось, прямо к нему.

Это, несомненно, был Эрнест Малик. Вряд ли эта стройная, атлетическая фигура принадлежала кому-нибудь из слуг. Он был в ботинках на каучуковой подошве, а в руках нес что-то тяжелое, но что именно, было не разглядеть.

Пока Мегрэ раздумывал, куда это направляется Малик, тот вдруг свернул направо и прошел так близко от стены, что комиссар услышал дыхание собак.

– Тубо, Дьявол!.. Тубо, Львица!..

Здесь, между деревьями, стояло маленькое кирпичное здание, существовавшее, вероятно, еще до постройки виллы, – низкий домик, крытый старой черепицей. Бывшая конюшня или псарня?

«Скорее, псарня, – подумал Мегрэ. – Может быть, он идет кормить собак?» Но нет! Малик отогнал псов, вытащил из кармана ключ и вошел в домик. Комиссар отчетливо услышал, как щелкнул замок запираемой изнутри двери. Потом наступила тишина, долгая тишина. Трубка Мегрэ погасла, и он не решился раскурить ее снова.

Прошло еще полчаса. Наконец Малик вышел из домика, старательно запер дверь и, оглядевшись вокруг, быстро зашагал к вилле.

В половине двенадцатого все в доме уже спали или по крайней мере разошлись по своим комнатам; и когда Мегрэ снова прошел мимо парка Аморелей, он разглядел лишь слабый свет ночника в комнате старой Бернадетты.

В «Ангеле» тоже не горело ни одной лампы. Мегрэ раздумывал, как ему попасть в дом, как вдруг дверь неслышно отворилась. Он увидел, скорее даже догадался, что это была Ремонда в ночной рубашке и шлепанцах на босу ногу; приложив палец к губам, она шепнула:

– Быстрее поднимайтесь! Да потише! Хозяйка не разрешила мне оставлять дверь открытой.

Ему хотелось немного постоять, задать ей несколько вопросов, чего-нибудь выпить, но скрип в комнате старухи Жанны вспугнул девушку, и она поспешила к лестнице.

Еще минуту комиссар стоял неподвижно. Пахло яичницей, чувствовался легкий запах спиртного. Сейчас в самый раз было бы чего-нибудь глотнуть. Он чиркнул спичкой, сунул под мышку бутылку и стал подниматься к себе.

В своей комнате зашевелилась старая Жанна – должно быть, услышала, что он вернулся. Но у Мегрэ не было ни малейшего желания сидеть в ее обществе.

Он снял пиджак, воротничок, галстук, спустил подтяжки и смешал коньяк с водой в стакане для чистки зубов.

Потом выкурил последнюю трубку, облокотившись на подоконник и глядя на тихо шелестящую листву.

Однако в семь часов Мегрэ был уже на ногах, разбуженный возней Ремонды на кухне. С трубкой в зубах – первой, самой приятной после долгого перерыва, – он спустился вниз и весело поздоровался с девушкой.

– Скажите, Ремонда, вы ведь знаете все дома в округе?

– Знаю, но не бываю там.

– Ладно! Так вот, в глубине парка Эрнеста Малика с одной стороны стоит дом, где, по-видимому, живут садовники.

– Да, и не только садовники, но и шофер и слуги. Только у горничных комнаты в самой вилле.

– Ну а с другой стороны, неподалеку от железнодорожной насыпи?

– Там ничего нет.

– Там есть очень низкое строение. Домишко, вытянутый в длину.

– Это псарня в верхнем парке, – сказала она.

– Что это за псарня?

– Когда-то, еще задолго до того, как я сюда приехала, парки не были разделены. Был один большой парк Аморелей. Старый Аморель любил охотиться. У него были две псарни, в верхнем и нижнем парке: нижняя, как ее называли, – для сторожевых собак, верхняя – для охотничьих.

– А Эрнест Малик не охотится?

– Как же, случается, но только не здесь. Тут ему не хватает дичи. У него есть еще охотничий домик и собаки в Солони.