Сергей Майдуков - Между двух огней

— А у меня сейчас с деньгами не густо.

— Диктуй номер карты, я сброшу сколько нужно. Потом рассчитаемся.

После пятиминутных уговоров Андрей сдался. А еще через пять минут пожалел о том, что дал согласие. Потому что следующий звонок поступил от Николая, и тот, не здороваясь, спросил:

— Знаешь уже?

— Что? — опешил Андрей.

Они редко созванивались и почти не общались, хотя Николай жил в сорока минутах езды от города. Однако это не мешало им оставаться друзьями, поскольку их навсегда связали те восемнадцать часов восхождения на Эльбрус и столько же часов спуска. Они вместе стояли на вершине. Такое не забывается.

— Борька, — коротко произнес Николай.

Тяжелое предчувствие захлестнуло Андрея.

— Что с ним? — спросил он.

— Уже ничего. Совсем ничего. Нет Борьки.

Известие о смерти не требовало расшифровки. Был человек и не стало. Тон Николая не оставлял места надежде.

— Когда похороны?

— Какие похороны, Андрей. Его лавиной накрыло. Он «чайников» от нее уводил, да не успел. С ним еще семеро осталось. В новостях сообщили.

— Я не смотрю телевизор. Может, ошибка?

— По телеку фото показали. И он позвонил мне перед выходом. Привет тебе передавал.

Привет обдал Андрея могильным холодом, точно смерть, резвясь, своим саваном взмахнула.

— Помянуть бы надо, — сказал Николай. — Приедешь?

— Не сегодня, Коля, — сказал Андрей.

— Ну, тогда как получится, — сказал Николай, и отключился.

Обиделся, наверное. Но поминками человека не вернуть и тоску не заглушить. А тоска была. Прямо к горлу подступала и брала за него, за это самое горло. В таком состоянии нельзя садиться играть. Фортуна не любит печальных и унылых.

Поколебавшись, Андрей все же начал собираться. Придирчиво проверил, не жмет ли новая голубая рубашка, достаточно ли свободно сидит темно-серый костюм. В игре ничего не должно стеснять или причинять неудобство, поэтому подобранный в тон галстук был водворен обратно в шкаф. Наряд довершили легкие, почти невесомые туфли на ровном ходу.

Окинув свое отражение придирчивым взглядом, Андрей решил не бриться. Трехдневная щетина скрашивала его чересчур привлекательную внешность. В молодости красота Андрея была сродни девичьей, и он до сих пор считал себя чересчур смазливым, тогда как ему хотелось выглядеть мужественным. Но куда денешь эти большие голубые глаза в обрамлении черных ресниц, тонкий, чуть вздернутый нос и безупречно очерченные губы? Мать утверждала, что он как две капли воды похож на молодого Алена Делона. Андрей как-то сверился с фотографиями и убедился, что да, есть такое дело. Но не делать же из-за этого пластическую операцию, не менять прическу? Оставалось только пореже бриться, почаще хмуриться и не расчесывать волосы слишком гладко.

Взъерошив шевелюру, Андрей проверил, все ли необходимое разложено по карманам и покинул квартиру.

Встреча была назначена в арендованном на ночь особняке за городом. Недешевое удовольствие. Дом был двухэтажный, стилизованный под американское ранчо, с видеокамерами по периметру и вышколенными охранниками, одетыми лучше иных президентов. Во дворе стояли дорогущий спортивный «Порше» и джип «Мерседес» последней марки. Командировка по высшему разряду. Какую же цену эти ребята запросят за вист? Даже если играть по десять долларов, можно запросто просадить тысяч пять за ночь. А можно и выиграть столько же. Или в два раза больше.

Препровожденный наверх, Андрей сразу же пожалел о том, что прикатил сюда, вместо того чтобы поехать к Николаю. Предполагаемые партнеры были пьяны и агрессивны. С такими и от игры удовольствия не получишь, и на неприятности нарвешься. Один представился Веней, второй — Ясиком. Больше на клички похоже, чем на имена. И девки были с ними, соответственно одетые, соответственно размалеванные. Андрей внутренне напрягся.

— Вообще-то я заехал, чтобы познакомиться, — сказал он. — Предлагаю перенести игру на завтра. Или на послезавтра. Когда вам будет удобно.

«Когда вы оба натрахаетесь и протрезвеете», — мысленно добавил он.

— Ты чего, Андрюха, в натуре? — оскорбился Ясик.

Он был большой, мясистый, напористый, с маленькими глазками-буравчиками и тщательно уложенной прической, которую можно было бы отдельно выставлять в каком-нибудь музее парикмахерского искусства.

— За тебя слово молвили, — вставил Веня, курчавые волосы и борода которого были в равной мере тронуты сединой и перхотью.

Этому место было не в музее, а в театре. В роли какого-нибудь шекспировского персонажа, громогласного и напыщенного.