Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

Он замолчал, сообразив, по всей видимости, что заболтался.

— Кстати, — помолчав, добавил он, — эта теория, при всех ее недостатках, многое объясняет. В том числе и его затянувшееся молчание. Таким типам свойственна некоторая самонадеянность…

— Я вас не совсем понимаю, — честно призналась Ирина.

— Ну как же! — воскликнул Маевский. — Вот представьте: каким-то образом заполучив подделку под бесценный предмет антиквариата, некий юноша выходит на меня — известного в определенных кругах человека, страстного коллекционера. Он прощупывает почву, видит, что на мне не наживешься, и начинает искать другого простака. Каким-то образом он выходит на вас. Вы молоды, красивы, и у него, болвана, есть все основания предполагать, что вы еще и глупы, что ваша ученая степень и репутация достались вам по наследству или попросту куплены и что вскружить вам голову и обмануть вас ему будет несложно. Однако после пары телефонных разговоров с вами этот юноша понимает, что опять дал маху, и прерывает контакт…

Ирина с трудом подавила зевок. В рассуждениях Маевского была логика, но он исходил из неверной предпосылки, полагая, что молодой человек, поманивший его троянским золотом, до сих пор жив. А приманка, судя по поведению Маевского, и впрямь выглядела весьма аппетитно, недаром же он чуть ли не через слово поминает подделку…

— А почему вы так уверены, что речь шла именно о подделке? — спросила она, чтобы хоть как-то прервать поток бессмысленных рассуждений, извергаемый собеседником.

— Как вы сказали? Почему подделка? Но помилуйте!.. Не думаете же вы, что речь идет о подлинном раритете времен Париса и царя Приама?

Убежденность, звучавшая в словах Маевского, показалась Ирине чересчур горячей, чтобы быть искренней. А следующая реплика коллекционера убедила ее, что господин Маевский заинтересован в упомянутой «подделке» куда больше, чем старается показать.

— Вы знаете, — сказал он, — это, конечно, нелепо и смешно… Но если этот ваш чудак снова вам позвонит, не сочтите за труд передать ему от меня привет.

— Только привет? — вежливо удивилась Ирина.

Коллекционер замялся.

— Ну… э… Ну да, разумеется, только привет. Что же еще? И… ну, вы меня понимаете.

Ирина понимала. Ничего себе — «только привет»! В такой ситуации, когда никому не известный проходимец является к знаменитому коллекционеру и предлагает купить вещь, которой в буквальном смысле слова нет цены, а потом коллекционер через третье лицо передает проходимцу привет, это просто нельзя не понять. Это означает, что коллекционер обдумал предложение, нашел его весьма заманчивым и желает продолжить переговоры…

Ирина похолодела при мысли, что предмет, который покойный проходимец предлагал Маевскому, существовал в действительности и был подлинным. То есть что значит — был? Он и есть, он продолжает существовать, вот только знать бы, где…

Она допила кофе, погасила сигарету. К ним уже спешил, сгибаясь под тяжестью заставленного тарелками и блюдами подноса, запыхавшийся официант.

— Странный у нас с вами получился разговор, — сказала Ирина, бросая в сумку сигареты и зажигалку и нарочито громко щелкая замочком. — Вы не находите?

— Пожалуй, — осторожно согласился Маевский. — Но я полагаюсь на вашу деликатность, уважаемая Ирина Константиновна. Вы ведь не станете пересказывать этот разговор третьим лицам?

Тут было самое время оскорбиться, но Маевский выглядел искренне взволнованным и озабоченным, да и вопрос его был задан таким просительным, почти жалобным тоном, что его обидный смысл как-то стушевался. Коллекционер уже понял, что наговорил лишнего и раскрыл свои намерения так же ясно, как если бы прямо о них объявил. И раскрыл он их, между прочим, не перед кем-нибудь, а перед Ириной Андроновой — человеком, широко известным своей принципиальностью во всем, что касалось сомнительных махинаций с предметами искусства, достойной продолжательницей дела своего отца, которого до смерти боялись все спекулянты антиквариатом.

— Разумеется, не стану, — пообещала Ирина.

Только что данное обещание, в любом другом случае бывшее бы абсолютно правдивым и искренним, сейчас не содержало в себе ничего, кроме продуманной, хладнокровной лжи. Естественно, она не собиралась болтать об этом по всей Москве, как, несомненно, поступил бы Маевский, не будь он сам кровно заинтересован в сохранении тайны. Но Глебу Петровичу она обо всем расскажет, а тот, несомненно, передаст ее слова Федору Филипповичу…