Николай Псурцев - Несколько способов не умереть

На улицу не выезжал, ехал по дворам, они соединялись арками, узкими проездами, незаметными сразу «дырками» в каменных заборах. Дворы были немые и пустынные. Все как один. Ни людей. Ни эха от гудящего двигателя. Ни шума самого двигателя. Будто он и не работает вовсе. Будто случайный ветерок гонит машину по двору.

Обвалился скол штукатурки из-под крыши одного из домов, второй, куски крупные, тяжелые, упали перед капотом, раскололись об асфальт бесшумно, взметнулась тотчас блеклая пыль. Пропала, тая. Таяла, пропадая…

Таяли и стекла на окнах, на глазах трескаясь паутинисто; лопались беззвучно, стекали густо по стенам. А оконные проемы корчились в судорогах, в черные щели суживаясь, в щепы крушили оконные косяки, а за окнами метались тени, — в глубине квартир, комнат, коридоров, лестничных площадок — неясные, бесплотные…

А потом стали разрываться стены, как листы бумаги, снизу доверху, сверху донизу…

А потом Вагин выехал на улицу…

Здесь было светло и жарко и вокруг было полным-полно всяких замечательных звуков, как-то: шуршание воробьиных крыльев, бульканье в животе у проходящего мальчишки, шепот растущих тополиных корней, топот крадущегося по карнизу кота (отменный, кстати, кот, большеголовый, толстый, вальяжный и очень благодушный), оглушающий свист радиоволн и т. д., и т. д., и т. д…

Он остановил машину прямо у подъезда, у того самого, до которого провожал Лику в первый день своего с ней знакомства. Засунул автомат за пояс джинсов, застегнул молнию куртки, вытянул шею, посмотрелся в зеркальце, усмехнулся скупо и только после этого вышел из машины.

Поднялся на третий этаж, быстро, легко, мягко кроссовками ступеней касался. Постоял у двери, прислушиваясь. Минуту, две… Осмотрел замки, вынул отмычки, поковырялся в замках осторожно, почти неслышно, и щелкнули замки, один за другим, открываясь. Вагин приотворил дверь. Но заходить пока не спешил. За дверью прихожая, вешалка, кресла, столик, телевизор. Никого. Вагин переступил порог, сделал шаг, другой, на ходу вынул автомат, изготовился, держал оружие двумя руками, стволом вверх. Еще шаг. На полу палас. Он глушит шаги, и без того тихие, почти невесомые. Вагин остановился у двери в комнату. Комната в этой квартире одна, потому что квартира однокомнатная, бывают квартиры двухкомнатные, трехкомнатные, четырехкомнатные, пятикомнатные, многокомнатные, а эта — однокомнатная, маленькая, на одного человека рассчитанная, а может быть, на двух, а то и на трех, а в некоторых однокомнатных квартирах по шесть человек живут, вон оно как складывается иной раз…

Ухо к двери повернул. Слушает.

Саданул по двери ногой, влетел в комнату, автомат перед собой выставил. Замер в шаге от порога. Прямо в лоб ему глядел неприветливый зрак пистолета. Пистолет держал Птица — обеими руками, как и Вагин свой израильский автомат «Узи».

Стояли.

Боялись пошевелиться. Любое движение сейчас — смерть. Пальцы на спусковых крючках томятся, дрожат.

Ствол в ствол. Глаза в глаза. Молчат.

Комната довольно большая. Прибранная. Женская. Пуфики. Салфеточки. На стенах фотографии Лики: в купальнике, без купальника, за рулем иномарки, с тигренком в руках. Черный кожаный диван, украшенный цветастыми подушками. И много цветов повсюду. На полках импортной стенки — парфюмерия, косметика, пачки «Мальборо», бутылки с несоветскими напитками, окна не зашторены, распахнута форточка, сквозняк шевелит цветы в вазах, они сгибаются с сопротивлением и с достоинством выпрямляются вновь, не комната — летний сад.

— Как ты вошел? — нарушил молчание Птица. — У тебя есть ключ?

Вагин отрицательно покрутил головой.

— Отмычка, — ответил коротко.

Птица засмеялся удовлетворенный, констатировал:

— Значит, у тебя нет ключа от ее квартиры.

Вагин опять отрицательно покрутил головой.

— Она не дала тебе ключ, — продолжал смеяться Птица. — Она не дала тебе ключ, она не дала тебе ключ…

Зазвенел телефон в прихожей. Птица вздрогнул, осекся. Лицо напряглось, высохло вмиг, кожа натянулась на висках. Но не шелохнулся он, не отвлекся — ствол его пистолета упрямо смотрел Вагину в лоб.

Опять молчали.

За окном завыла милицейская сирена. Птица чуть качнул головой в сторону окна, слушая, но глаза от Вагина не отвел. И Вагин тоже слушал. С надеждой. Но милицейская машина проехала мимо.

Вагин попытался сдуть капельку пота с носа. Не сумел. Сморщился. Засмеялся почему-то. Умолк.

— Московское время пятнадцать часов, — сказал кто-то у Вагина за спиной. После перерыва включилась трансляция.