Председатель сельсовета и председатели колхозов пообещали помочь нам в поисках, выделить своих людей: активистов, коммунистов и комсомольцев.
Полдня мы с Прозапасом бродили из одного двора в другой, расспрашивая людей, кто в их колхозе носит летом военную фуражку.
Наконец-то одна старушка сообщила нам, что не в селе, а на хуторе живет тот парень, что всегда ходит в военной фуражке.
Не мешкая, мы сразу же отправились на хутор. Там было всего лишь шесть хат, и мы начали с первой от поля хаты. Хозяев не оказалось дома, дверь заперта. Пошли ко второй. Попросили воды напиться. Хозяйка предложила нам холодного молока. Мы не отказались, охотно выпили. В доме было чисто, уютно. Пахло мятой и любистком. Хозяйка пригласила нас в горницу. Мое внимание привлекли фотографии, что украсили собой всю стенку между окон.
Когда я подошел ближе, чтобы рассмотреть их, то еле сдержался от крика. На одной из фотографий увидел пострадавшего, который сидел у вазы с цветами рядом с хозяйкой. Он был в военной фуражке. Глазами я подозвал к себе Прозапаса и попросил его о случившемся сразу не говорить хозяйке. Хозяйка тоже подошла к фотографиям и стала объяснять нам:
— Это Сидор Ильич, мой муж. Погиб на войне. Только ушел — похоронка. Думала, не выживу, — уголочком белой косынки вытерла набежавшую слезу и продолжала, дотрагиваясь пальцем до стекла: — Это вот мой старшенький… Тоже погиб… Вслед за отцом… ушел и нет по сей день. Куда я только не писала, приходит один ответ: «Пропал безвестно». А это средний. — Пальцы женщины, словно шелковые, дотрагивались до холодного стекла. — Тоже не вернулся. Сложил голову на белорусской земле… Партизанил… Остался младший… Вот мы с ним, — указала она на парня в военной фуражке. — Слава богу, хоть он со мной. Одна надежда на него: старость мою присмотрит.
— А где он сейчас? — не выдержал мой коллега.
Хозяйка вдруг умолкла и посмотрела на нас какими-то невидящими глазами. Что-то думала она, что-то связывала и не могла или не хотела связать в своих мыслях.
Черты лица ее как-то стерлись, я видел только большие, очень большие глаза. Эти глаза увеличивались по мере того, как она всматривалась в нас.
— Поехал в город и, наверно, остался погостить у тетки, моей сестры, — медленно и еле слышно произнесла она. — А что случилось? — вырвалось из самой груди ее.
— Мужайтесь, Серафима Павловна! — не мог я молчать дольше. — Сына вашего нет в живых…
Женщина словно окаменела, лицо ее побледнело, как у мертвеца.
Мы помогли ей сесть, дали глотнуть воды. Наконец она произнесла:
— Вася, сыночек, и ты меня оставил…
Больше она не причитала, не голосила, молча слушала нас. Ни единая черточка на лице ее не дрогнула, только слезы бежали ручьем по сухим морщинистым щекам.
Мы оставили ее на соседей, а сами поспешили искать, немедленно искать убийцу. Душу жгли глаза этой матери. Я до сих пор их вижу — они как потухшие угольки, подернутые мертвым пеплом.
— Осталось непроверенных два человека, — сказал Александр Маркович. — Давайте вместе зайдем к ним, а потом и в сельсовет.
По дороге я рассказал о матери погибшего, настроение мое передалось всем, и мы шли молча, углубленные в себя. Никто из нас даже не заметил, как мимо прошел мужчина. Поняли это, когда нас уже догнала мелодия из транзистора. Оглянулись. Или он почувствовал наши взгляды, или так уже совпало, но мужчина тоже оглянулся.
— Смотри, он! — дернул меня за руку Александр Маркович.
Точно с рисунка, перефотографированного нами, смотрел на нас мужчина. Только очки у этого в черной оправе.
Мы вернулись к нему, остановили и представились.
Услышав, кто мы, мужчина весь напрягся, аж белки глаз покраснели, но виду не подал, только быстрым каким-то лихорадочным взглядом окинул ребенка, который спал в коляске, и еще крепче стиснул свою руку на ручке коляски.
— Как ваша фамилия? — спросил его Бандурко.
— Радченко.
— Чей у вас приемник?
— Мой. Купил в воскресенье в городе…
— А точнее? — наступал на него Александр Маркович.
— Я же вам сказал… Этого мало? Проверьте в магазине… И паспорт имеется… — проворчал Радченко.
В это время заплакал ребенок, он наклонился к нему, взял на руки.
Мы осмотрели радиоприемник.
Сомнения наши совсем развеялись — это была «Селга», тот приемник, который мы искали.
— Вы знаете, что нам нужно говорить правду? — напомнил ему Александр Маркович.
Читать дальше