Иван Василенко - Конец фирмы Беняева [Записки следователя]

Минут через сорок Илья Саввич позвонил мне и сообщил, что на кусочке ребра — следы этого кинжала.

На следующий, день я вылетел в Москву, а оттуда на попутной автомашине добрался до района.

По поводу обнаруженного трупа Филиппова там было возбуждено уголовное дело, но следствие проведено небрежно и преждевременно приостановлено.

В деле имелся единственный протокол допроса свидетеля Коврыжкина, в котором записаны следующие показания: «26 октября я находился на Курском вокзале. Ожидал поезда. Рядом со мной расположились двое военных, оба под градусом. Один с погонами внутренних войск, другой, связист или сапер, был старше своего товарища. Видать, бывший фронтовик. На груди орден Красной Звезды, орден Славы и медали. Оба они ждали поезда. Под вечер военный в форме внутренних войск согласился проводить своего коллегу на Смоленский вокзал. Забрали свои чемоданы и ушли. Больше я их не видел».

Изучив дело, я пришел к выводу, что в форме внутренних войск был бандит по фамилии Дворецкий. Это он убил Филиппова, это он делает оголтелые налеты в Днепропетровской области.

Поскольку труп Филиппова забрали родители и похоронили у себя на родине, мне пришлось ехать туда. С участием местного эксперта я произвел эксгумацию трупа и, как и предполагал Коршенбойм, на позвоночнике погибшего установил трассы от кинжала. Таким образом я установил, что убийство Филиппова и Савочкина совершено кинжалом, найденным в машине, которую бросили бандиты.

Допросив родственников, изъяв необходимые документы и забрав с собой дело об убийстве Филиппова, я возвратился домой.

За время моего отсутствия появились кое-какие новости. Во-первых, были найдены место жительства Дворецкого и сам Дворецкий Герман Савельевич. От него поступило очень важное сообщение: еще в военное время у него в поезде где-то между Омском и Новосибирском были похищены документы.

Во-вторых, установлено, что из одного из лагерей бежал опасный преступник Красницкий, он же Воронцов, он же Донцов, он же Васильев Герман Александрович, 1918 года рождения, трижды судимый за бандитизм, убийство, грабежи и изнасилование.

В течение месяца оперативники охотились за Красницким, но тот нигде и никак себя не проявлял. Мы уже думали, что он покинул пределы области.

Не было сведений и от Степана Задиры. Меня уже начинали грызть сомнения: а вдруг подвел, предупредил бандита, и теперь скрываются оба.

Не знал я в тот момент, где волчье логово Красницкого. Не знал и о том, что Степан Задира сейчас один на один подбирается к этому логову.

Бандит тем временем, до бешенства разъяренный наркотиками, метался из угла в угол в чужой квартире, и перед его обезумевшими глазами, как в калейдоскопе, менялись картины… Отец, ярый кулак, с раннего детства воспитывал в нем дикую ненависть к Советской власти. Вот он вместе с ним во время коллективизации сжигает скирды колхозного хлеба, травит скот, стреляет из обреза в активистов, поджигает хаты… Тюрьма. Лагеря в Сибири. Побег. Снова убивал, грабил, мстил даже грудным младенцам. И снова тюрьма, и снова побег.

«Нет выхода. Нет, нет!..» — стучало в его голове. Как волк слышит запах металла, исходящий от капканов, так этот матерый преступник чуял безысходность своего положения. Он судорожно хватался за автомат, приставлял ствол к виску и тут же отбрасывал его в угол.

«Жить, жить, жить!» — стонал он, обливаясь потом от страха. Дрожащими руками доставал из полевой сумки ампулы морфия, шприц и колол себя в ногу… Страх уплывал, таял, как туман над озером. Наступала беспечная апатия, полнейшее безразличие ко всему. Тело его делалось легким, невесомым, голова почти нечувствительной. Он повалился в постель, смежил веки и минут пятнадцать, пока морфий не растворился в клетках его организма, лежал, не шелохнувшись, как будто прислушиваясь к себе.

«Прижившись», морфий возбудил в нем активность, желание действовать. Отравленное морфием воображение рисовало перед ним кошмары. Красницкий встал, взял в руки автомат и стал целиться в окно.

Именно в этот момент на пороге его логова и появился Задира. Зашел и с улыбкой воскликнул:

— Здорово, дружище! Не ждал? — и протянул ему руку.

Красницкий не сдвинулся с места, только наставил на Степана автомат.

— Выследил, гад! Легавая харя! Эко, паря, влип? Немедленно к стенке! Руки вверх!

— Не дури, Герман! Никто за мной не топал, не наследил я, — снова улыбнулся Задира. — Я к тебе с душой… Собака помнит, кто ее кормит. Короче говоря, куда клинья, туда и рукава. Так и я… Мне ничего не остается. С тобой ведь связан одной веревочкой.