Иван Василенко - Конец фирмы Беняева [Записки следователя]

Во второй половине дня я пошел к прокурору.

— Ругаете меня за новое дельце? — встретил он меня, как только я переступил порог кабинета. — Хорошо с ним ознакомились?

— Многих тонкостей еще не уловил, Григорий Иванович, — честно признался я.

— Нужно уловить. — Зеленовато-голубые глаза его оживились, кожа вокруг них собралась в смешливые морщинки. — Да-да, нужно уловить, — повторил он. — А какое мнение сложилось у вас относительно Зарубы?

— Из материалов дела я заключил, что личность этой женщины проверена плохо. На нее даже характеристики нет. А в исчезновении ее мужа Селиванова есть что-то загадочное.

— Я вижу, вы взялись за дело с огоньком, — довольно улыбнулся Григорий Иванович. — Желаю успеха. Все брать под сомнение в деле нельзя. Но основные вопросы необходимо перепроверить. Как учит народная мудрость: доверяй, но и проверяй.

Вернувшись от прокурора, я позвонил Войному.

— Степан Павлович, есть для нас настоящая работенка.

— Сейчас иду, — с готовностью отозвался он.

Через несколько минут Войный был у меня в кабинете. Как всегда, энергичный, подвижный и веселый.

— Я уже два дня скучаю без настоящей работы, — широко улыбнулся он.

— От моего поручения скучно не будет, — протянул я ему через стол дело Зарубы.

С первой же страницы Войный бросил дело на стол и отвернулся.

— Старьем заниматься? Оно у меня в горле стоит. Пустая затея. Два следователя по этому делу работали, бумаги вон сколько исписали. А какой толк? Зачем время тратить на пустое дело?

— Вновь поступило анонимное письмо. Речь идет об убийстве. А это очень серьезный сигнал, понимаете? — убеждал я Войного.

— Какое там убийство?! — Войный стоял на своем. — Мы своими руками перерыли весь двор Зарубы, а трупа не нашли. Свиней колхозных загоняли на ее усадьбу. Пустая затея.

Долго я убеждал Войного в том, что именно нам придется заняться этим старым, запущенным делом, и наконец выложил ему свои соображения, которые возникли у меня после ознакомления с материалами, показал план оперативно-следственных мероприятий, одобренный прокурором.

— Как же это мы забыли о детях Зарубы? — досадливо морщился Войный, и я понял: он уже приступил к делу.

— Это еще не все, — сообщил я ему. — В деле есть ярлык с датой: 3 марта 1945 года. Он может стать серьезной уликой. Но где его взяли, из дела пока не видно.

— Это ярлык от шинели железнодорожника, — объяснил мне Войный. — Он валялся под столом в квартире Зарубы, когда мы делали у нее обыск. Неужели в протоколе не записано?

— Нет, не записано, — ответил я. — Теперь по этому вопросу придется допросить в качестве свидетелей понятых и следователя, производившего обыск.

Обсудили мы с Войным, что и как будем делать, расследуя анонимку, наметили вопросы свидетелям. Степан Павлович многое подсказал мне, на многое открыл глаза.

Начать дело я все же решил с допроса подозреваемой.

Мария Заруба явилась ко мне в понедельник, в десять часов утра. Это была средних лет женщина, темноволосая, с обильной сединой.

Пригласив ее сесть, я спросил, знает ли она причину своего вызова в прокуратуру.

— Догадываюсь. По вопросу исчезновения моего первого мужа. Но сколько можно? Ведь уже не раз проверяли! — В голосе ее чувствовалась обида.

— Люди снова пишут письма. А раз пишут, мы должны проверять.

— Да что там люди! Их просто берет зависть, что ко мне мужчины липнут! Вот и пишут, — резко повысила голос Заруба.

Я попросил успокоиться и рассказать о своих детях: где они, как живут, пишут ли ей?

Заруба вскинула на меня настороженный взгляд и замешкалась с ответом.

— Дети живут хорошо. На полном государственном обеспечении. Пишут письма…

Услышав такой скупой ответ, я сразу понял, что о детях она почти ничего не знает, и не стал больше расспрашивать, сделав вид, что удовлетворен ответом.

— А то, что пишут о вашем муже, вы отрицаете? — задал я ей следующий вопрос.

— Не только отрицаю, а и категорически протестую против вызовов сюда, — возмутилась она. — Я женщина работящая, честная. Мне из-за вас стыдно людям на глаза показываться!

— Хорошо, — согласился я. — Больше вас вызывать не будем. Вот вам бланк протокола допроса, запишите сами все то, что рассказали, и подпишитесь.

Мне был нужен ее почерк.

— Я не умею красиво… — заерзала она на стуле. — Царапаю, как курица лапой, с ошибками.

— Ничего, пишите, как умеете. Оценки выставлять не будем, — пошутил я.

— Лучше вы запишите, а я подпишусь, — стояла на своем Заруба.