Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Он поднялся на две невысокие каменные ступеньки и очутился перед дверью, за которой скрывалась разгадка всего и вся. Дверь в прошлое и в будущее.

Ручка была гладкой и холодной. «Вот я и здесь», — мелькнуло у Фрэнка в голове. Он выдохнул воздух и нажал на дверь, которая легко отворилась — как и сообщала записка.

Таунсенд тихо прикрыл дверь за собой. Темень внутри была такая густая и непроглядная, что, казалось, он с головой погрузился в кучу черного пуха. Ему чудилось, что пух щекочет ему ноздри. Он протянул руку вправо, нащупал выключатель и повернул его. Но свет не зажегся. Лампочка, должно быть, перегорела. Или была вывернута.

Бесполезные щелчки выключателя, следовавшие один за другим и усиленные тишиной, напоминали удары шаров в кегельбане. Он не удивился бы, если бы на другом конце комнаты послышался стук падающих кеглей.

Фрэнк двинулся вперед, слегка наклонившись и вытянув руку, чтобы не наткнуться на препятствие. Вдруг справа ему померещилось какое-то движение. У него зашевелились волосы на голове, но он быстро сообразил, что это его собственное отражение в невидимом сейчас зеркале. Стоило ему остановиться, и черная тень сделала то же самое. Он вспомнил, что прошлым вечером на этом самом месте и вправду видел большое зеркало.

Таунсенд двинулся дальше, таща за собой свою отраженную тень. Остановился у подножия лестницы и негромко свистнул. Две ноты — одна повыше, другая пониже. Такой сигнал можно услышать на улицах, он означает: «Э-эй! Где ты?»

Ответом было молчание, и он свистнул еще раз. Наверху послышались осторожные легкие шаги. Настороженные и опасливые. Шаги стихли прямо у него над головой, возле перил, на верхней площадке. Казалось, человек наверху перегнулся через перила, молча вопрошая темноту.

— Это я, Рут, — шепнул он.

— Ш-ш-ш, я спускаюсь, — еле слышно прозвучало оттуда.

Примерно на середине лестницы находилась площадка, от которой в противоположные стороны отходили два марша. Осторожные шаги слышались слева, и Таунсенд разглядел смутный силуэт, похожий на призрак. Он различил две скрещенные на груди бретельки и фартучек на талии, словно окропленный люминесцентной краской.

Видение остановилось примерно четырьмя ступеньками выше. Он увидел, как протянулась к нему белая рука, и вновь послышался шепот:

— Дай мне руку. Я хочу, чтобы ты шел за мной.

— Подожди, я зажгу спичку.

— Не надо. Дай руку, — настаивала она. — Я проведу тебя.

Она определенно не собиралась спускаться ниже, молча предлагая ему сделать те несколько шагов, что их разделяли. Светлая подушечка ее ладони требовательно мелькнула перед ним, жестом приказывая подниматься. Он взял ее руку в свою, ощутив теплую нежность кожи. Второй своей рукой она обхватила его за запястье.

Он сделал шаг, и она потянула его вверх. Запах гардении тревожащим напоминанием обжег его мозг. Ее руки внезапно обрели силу, ухватили его за локти и рывком дернули на себя. Он пошатнулся, теряя равновесие. Попытался удержаться, сделав шаг вперед, но споткнулся о туго натянутую поперек лестницы веревку и беспомощно рухнул, уткнувшись лицом в чьи-то мягкие колени. Тишину разорвал пронзительный крик:

— Он попался, Билл! Хватай его скорей!

На Таунсенда сзади обрушилось что-то невероятно тяжелое, прижимая его к ступенькам и не давая высвободить руки. Он смог лишь немного оттолкнуть от себя навалившуюся на него тушу.

— Билл, ты держишь его? Ты держишь его? Скорее, иначе он вывернет мне запястья!

— Где его руки? Не выпускай их, давай сюда!

Мужской голос, прерывающийся от волнения, гудел над ухом Таунсенда, чувствовавшего на своей шее чье-то теплое дыхание.

Мужчина коленом прижал голову Таунсенда к лестнице, и его лицо оказалось в стыке двух ступенек. Он пытался высвободиться, но тяжелый противник подмял его под себя.

Женщина с силой сдвинула руки, и запястья Таунсенда на секунду сомкнулись.

— Готово! Давай вяжи скорей!

Что-то похожее на кожаный ремень обвило и сильно стянуло запястья.

— Все. Теперь подержи его минутку. Наступи на него ногой, чтобы он не мог двинуться. Я сейчас встану.

Тяжесть, давившая на спину, сменилась болью от прижавшей шею женской туфли.

Грубый голос, в котором Таунсенд узнал голос Альмы Дидрич, произнес:

— Боже, что он сделал с моими руками. Огнем горят!

Мужчина выпрямился над Таунсендом в полный рост и, все еще тяжело дыша, сказал:

— Где бутылка?

— Я оставила ее на верхней ступеньке. Боялась, что она разобьется.