Александр Щелоков - Крысы в городе

— Пал Палыч? Не обращай внимания, три к носу. И запомни: мужик — это всеядная скотина. Хищник. Стоит ему остаться наедине с женщиной, развязать галстук и расстегнуть брюки, и-и, милочка! Нс всякое животное способно с ним соревноваться. Мы, женщины, — всегда добыча. Не поверишь, — Мария Матвеевна смущенно улыбнулась, — но он и меня потягивает…

Лайонелле не доставляло удовольствия слушать откровения Марии Матвеевны. Человеку всегда причиняет боль, если начинают безжалостно обдирать позолоту с идеалов и идолов, которым он долго поклонялся. Будь то идолы-писатели, артисты или военные герои. Лайонелла вспомнила, как, еще будучи школьницей, млела, видя на экранах телевизоров сладкоголосого красавца певца с благородными манерами и душевными песнями о любви, о счастье вдвоем. И каким было ее горе, когда она узнала, что певец «п и д ар а з», как объяснила ее подруга Надин, что он наркоман и к тому же лыс до блеска. Элегантная шевелюра, уложенная волосок к волоску, — всего лишь дорогой заграничный парик. Разочарование оказалось столь глубоким, что без малого месяц Лайонелла не могла выйти из состояния убийственной меланхолии. Глупо, но ей всерьез казалось, что она и красавец певец предназначены друг для друга и стоит им встретиться, как счастье соединит их.

Когда настроение вернулось в прежнее русло, Лайонелла ощутила себя повзрослевшей и научилась видеть вокруг себя не только блеск мишуры и тонкослойной позолоты, но и облезлые пятна, которые старались прикрыть декорациями. Жить от этого стало не легче, но ошибок в отношениях с людьми она теперь делала значительно меньше.

Мария Матвеевна приподняла перед ней покров, разделявший освещенную часть богатого ресторана от специальных кабинетов, и рассказала, что именно там происходит. Лайонелла понимала: двери, разделяющие обе сферы бытия — показную, роскошную и закрытую, ставшую убежищем порока, — лучше открывать, зная, что ждет за ними, нежели вступать в область секса непросвещенной дурочкой.

— Для мужика, — продолжала Мария Матвеевна, — главное достичь судороги сладострастия. Содрогнуться и застонать. За это он платит деньги, а ты только помогаешь ему поймать кайф.

Мужикам глубоко наплевать, доставляет ли тебе удовольствие их сопение, их вонь, грубость, иногда озверение. А ты должна научиться это использовать. Чем сильнее ты заведешь клиента до, заставишь побыстрей содрогнуться, тем меньше будут продолжаться твои мучения.

— Грязь, — умирающим голосом произнесла Лайонелла и закрыла лицо ладонями. Мария Матвеевна положила руку ей на голову и ласково, по-матерински погладила.

— Это жизнь, детка. До нас было так, и после нас так будет. Мы считаем себя людьми, а природа сотворила нас животными. Ни дорогие костюмы, ни платья, ни образование, ни убеждения не вытравили из баб, а тем паче из мужиков скотства. Самое большое достижение цивилизации в том, что мы все кобелиные страсти с улицы перенесли в дома, за закрытые двери. Но вкусы от этого благороднее не стали. Скорее даже осквернились. Когда тебя нс видят со стороны, гнусности творить всегда проще.

— Что же делать, Мария Матвеевна? — Лайонелла заплакала тихо, по-детски. Только подрагивавшие плечи выдавали ее состояние.

— Что делать? Стать хозяйкой этих скотов. Управлять ими. Быть выше их. Для этого, дорогая моя, придется пересмотреть все свои взгляды. И в первую очередь избавиться от иллюзий. Тебя учили, что быть кандидатом наук — это счастье свободной женщины. Наплюй и забудь! Чем раньше поймешь истину: женщина должна жить своим телом, тем будешь сильнее. Не считай тело обузой. Не прячь красоту. Подчеркивай ее, как только можешь. Будешь уметь управлять собой, станешь управлять мужиками. Запомни — они скоты. Чем с ними круче, особенно когда им хочется, тем большего от них добьешься. Научись этим пользоваться. И учти — секс молодит. Не бойся усердия. Ты знаешь, сколько мне? — Мария Матвеевна провела ладонями по пышной груди, по крутым бокам, по своим внушительным бедрам, нисколько не скрывая, что любуется собой, гордится необъятностью своих форм. — Попробуй угадай.

По виду директрисе (Лайонелла прекрасно знала слово «бандерша», но все еще не могла соотнести его с реальным лицом, с женщиной, которую видела перед собой) — так вот директрисе по' виду было лет шестьдесят, не меньше. Кожа на шее обвисла, как у ощипанной курицы, сквозь редкие волосы просвечивала белая кожа головы, в глубоких глазницах — синие разводы, все это свидетельствовало далеко не о первой и даже не о второй свежести. Тем не менее Лайонелла сочла неудобным обидеть хозяйку и, немного поколебавшись, произнесла: