— Теперь, Виктор Павлович, я собираюсь сделать вам представление.
— Как я должен это понимать? — Архиерей насторожился.
— В прямом смысле, владыко. Объявить вам выговор не в моей власти. Писать на вас телегу в патриархию — не в моем характере. Остается самая нейтральная, если хотите, чисто процедурная акция — сделать вам устное предупреждение.
Щеки архиерея покраснели. Судя по всему, он с большим удовольствием встал бы и с гордым видом вышел: выслушивать нотации от представителя светской власти он не считал обязательным. Но с другой стороны, генерал сделал ему ценный подарок, от которого во многом зависел успех освящения нового храма. К тому же Сазонов заранее принял меры, чтобы этот разговор состоялся один на один, хотя и в самом деле мог послать цидулю в патриархию.
— Слушаю вас, генерал.
— Я обязан обратить внимание церковного руководства на то, что охрана церковных ценностей в вашем ведомстве поставлена из рук вон плохо.
— У нас нет ведомства, — голос архиерея звучал сухо. — У меня под крылом епархия.
— Тем хуже, что в епархии такие порядки.
— Что вы имеете в виду?
— В храме Всех Святых сторожем работал вор-рецидивист Фролов по кличке Чебухло. Пять судимостей. Пятнадцать лет сроку, отбытого за решеткой. Приняв его сторожем, церковь пустила козла в огород. Вам не кажется?
Архиерей не нашел слов для ответа. Он только качнул головой в знак согласия. Потом достал из кармана платок и вытер красную, взмокшую от волнения шею. Такой вздрючки, причем интеллигентной и спокойной, он за последнее время не получал даже в патриархии.
— И еще, владыко. Вы в курсе того, как появился у храма Всех Святых новый колокол?
— На звоннице их семь. Какой вы имеете в виду?
— Тот, который подарен церкви прихожанами.
— Да, в курсе. Хороший колокол. Отлит на московском автозаводе. Такой дар храму со стороны прихожан — дело доброе, богоугодное.
Архиерей теперь успокоился, сидел сцепив ладони на могучем животе и вращал большие пальцы рук.
— Вам известно, что написано на юбке этого колокола? Легкая тень пробежала по челу архиерея. Сазонов понял — владыко видел колокол, надпись читал, но признаваться в этом ему не хочется. Приходилось лукавить.
— А что?
Сазонов пододвинул к себе перекидной календарь. Прочитал вслух надпись, сделанную красным карандашом:
— «Храму Всех Святых в Рогозинской от придонской братвы». Так, Виктор Павлович, обозначили свой общественный статус ваши прихожане.
Владыко расцепил пальцы, поправил наперсный крест.
— Согласен, звучит довольно вульгарно. Но дареному коню, как говорят…
Сазонов сдвинул календарь на прежнее место. Голос его звучал спокойно, словно он боялся разбудить спавшего:
— Дело не в вульгарности, Виктор Павлович. Архиерей скривил губы. Когда Сазонов впервые назвал его владыкой, он думал, что все в их отношениях встало на свои места и «шериф» принял правила религиозного титулования. (Архиерею очень бы хотелось вслух назвать генерала шерифом, чтобы точнее обозначить его место в иерархии советской власти и показать: гонять и ловить жулье — одно, а вести беседы с людьми высокого сана — совсем другое.) Но «шериф» опять стал называть его по имени и отчеству, словно стремился подчеркнуть свое особое право читать священнослужителю мораль. Это неприятно задевало самолюбие.
— Дело в том, Виктор Павлович, что «придонская братва» — это устойчивая криминальная группировка. На ее счету только в этом году три заказных убийства и две крупные разборки. В них погибли шестеро бандитов и ранены пятеро прохожих. Вам не кажется, что принимать дар от таких прихожан дело богомерзкое?
Архиерей выслушал претензию до конца, сдержав приступ раздражения. Затем ответил, дав волю чувствам:
— Между судом и церковью существует большая разница, господин генерал. Судить о том, кто грешен, кто праведен, отделять овец от козлищ — это исключительное право Господа Бога. Мы не отказываем в возможности посещать церковь любому из страждущих. Даже если закон считает, что эти люди в чем-то виноваты. И отвергнуть дар, переданный храму, мы тоже не можем, если человек не грешит богохульством. — Архиерей встал. — Надеюсь, вы меня не станете задерживать?
— Что вы, владыко! — Голос Сазонова прозвучал насмешливо. — Я могу только поблагодарить вас за то, что вы оторвали столько времени от служения Богу и отдали его мне, грешному человеку. Кстати, чтобы для вас это не было неожиданностью: фотографию колокола и надписи на нем я передам прессе.
Читать дальше